Шарлатан 4 - Квинтус Номен
Ну, цифры-то я в уме довольно быстро умел складывать и вычитать, и даже делить и умножать (по крайней мере если брать не точные значения, а порядки величин) у меня получалось довольно неплохо — и я, как мог, Иосифу Виссарионовичу объяснил, почему довольно дорогие ГАЭС могут повысить эффективность «дешевых» угольных и газовых станций процентов на десять, а то и на пятнадцать. И почему эти дорогие станции будут окупаться почти что впятеро быстрее, чем угольные и даже газовые. А так же — это мы уже вдвоем на бумажке прикинули — сократят расходы на «химизацию народного хозяйства» почти что на треть уже в течение первых трех лет работы. Да и саму эти «химизацию» на ту же треть ускорят…
Как я понял, разговор этот Сталину был интересен именно со стороны «химизации»: он мне, хотя и не прямо, сообщил, что у нас в стране рассматриваются два разных подхода к проведению этой действительно важной кампании, и ему было очень интересно понять, почему в Госплане специалисты буквально единым фронтом выступают против предложений, поступающих из Госкомитета по химии. Правда, я с предложениями Госкомитета вообще знаком не был, но пообещал их «в ближайшее время изучить и просчитать» и о своих выводах (точнее, о выводах специалистов-аналитиков моего института) ему снова рассказать как только мы получим какие-то обоснованные результаты.
На прощание мне товарищ Сталин передал довольно толстую папку с документами, которые были как раз химическим Госкомитетом подготовлены для рассмотрения в Совмине. Ну да, в химии-то я специалист хоть куда… но ведь в принципе, если я собираюсь проводить системный анализ всей советской экономики, то и эта информация (если опустить совершенно бесполезные в данном случае чисто «технологические» детали) наверняка окажется полезной. Так что я, хотя и собирался все эти бумажки сразу передать в расчетный отдел, решил их и сам предварительно просмотреть — на предмет выяснения, что же здесь имеет смысл учитывать в расчетах, а что пусть химики изучают. И, листая всю эту макулатуру, я вдруг вспомнил, почему мне фамилия того самого Леонида Аркадьевича показалась знакомой: вероятно, акцентирование Сталиным отдельных моментов по развитию советской энергетике меня на воспоминания натолкнули.
Вообще-то в «прежней жизни» я на его фамилию всерьез натолкнулся лишь однажды, на семинаре, на который я записался после того, как в советском НИИ в перестройку работу потерял. И записался я на него лишь потому, что семинар был платным — вот только там не за участие нужно было платить, а участникам довольно крупные выплаты предлагались. И платили, как я узнал гораздо позднее, иностранные организации, а целью семинара была разработка «понятных народу обоснований того, что в СССР вся промышленность всегда плелась у Запада в хвосте». И там, в качестве одного из примеров, которые следовало проанализировать для получения «нужных выводов», рассматривался советских химпром — и товарищ Костандов пятнадцать лет этот самый химпром и возглавлял…
И ведь если не вникать в детали, возглавлял весьма успешно, за пятнадцать лет работы министром химпрома он увеличил выпуск химической продукции аж в двадцать пять раз, а по некоторым продуктам вообще весь мир обогнал. Но нам как раз для анализа выдали много именно «детальной информации», и, хотя проклятые буржуины от участников семинара нужных им результатов и не получили (все же еще не испарился среди наших аналитиков еще дух патриотизма), кое-какие выводы мы (в своем дружном и все же закрытом коллективе) сделали. Очень все же неоднозначные выводы, коллектив «слушателей» (а нас и было-то всего с десяток человек) разделился на три непримиримые (по части выводов) группы — и именно из-за этого буржуи так и не узнали «единодушное мнение советских специалистов-экономистов», ну а я тогда присоединился к наиболее малочисленной группе (то есть нас к таким выводам пришло лишь двое, причем оба «не экономиста»), состоящей из «чистых математиков». Но тогда я дальше развивать и конкретизировать свои выводы не стал: буквально через неделю получил предложение денег семье за океаном заработать — и о всем, что на семинаре произошло, прочно забыл «за ненадобностью». Тогда — забыл, а теперь вспомнил, и, вернувшись в Пьянский Перевоз, с удвоенной силой принялся за анализ полученных документов. С утроенной даже: мне показалось, что я понял, каких выводов ждет от меня Сталин…
Впрочем, Сталину мои заключения нужны были только к осени, даже, скорее, к ноябрьским: бумаги касались программы на следующую пятилетку с шестьдесят первого по шестьдесят пятый годы включительно, так что горячку пороть я не собирался. Тем более что и текущей работы (в том числе и на «семейном фронте») было очень много. И семья тут была как раз с работой непосредственно и связана: в программистском техникуме должен было состояться первый выпуск, и одной из выпускниц должна была стать Лида. По поводу результатов выпускных экзаменов я не волновался: Славка Суханов который в этом техникуме тоже «подрабатывал» (и который был руководителем Лидиной дипломной работы) меня уверял, что она все сдаст на «отлично». Но Лида очень хотела все же образование продолжить, причем поступить в университет на факультет Неймарка — но… В университете заочного обучения не предусматривалось, а поступать на заочный в политех Лида не хотела: ей кто-то (за что я Славке отдельный пистон вставил) внушил, что в политехе программистов готовят очень слабеньких и исключительно «прикладных», а вот в университете получаются очень хорошие системные программисты. И в целом он был прав (хотя насчет «слабеньких» он все же сильно преувеличил), но я-то предполагал, что после года обучения на заочном в политехе жена сможет и к Неймарку перевестись без особых проблем, но вот убедить в этом Лиду было трудно.
Однако, как выяснилось, этого и не потребовалось: десятого июня, после того как Лида с сияющей физиономией продемонстрировала мне новеньких диплом, в гости зашла соседка снизу:
—
