Нашествие - В. Бирюк
Сеунчей в гонг стукнул. Алу вступительное слово толканул. Типа: мы собрались решать вопросы войны и мира, как «желтому народу» жить дальше. По обычаю предков, обратимся же к мудрости духов.
В смысле: выпускайте шаманов.
Они там, чуть ниже, в лощине костерки развели, трав вонючих накидали, пляшут, стучат в котелки.
Котёл для степняка - не только кухонная утварь. Символ рода. Про Кончака в РИ будет сказано, что его котёл столь велик, что никому не снести. Речь не про посуду - про многочисленность его аила.
Сотни две народа сидит вокруг лощины, бормочут чего-то, кланяются в такт… и замолчали.
Алу за дастарханом задёргался туда-сюда.
- За спину на реку глянь.
Тут уж все в ту сторону развернулись. Многие на ноги повскакивали. Иные наоборот - ниц пали.
- Ты… ты призвал дух моего отца из страны мёртвых?!
- Дух мудрого Боняка Боняковича нет нужды призывать - он всегда с нами. Твой отец совершил великий подвиг. Смертью своей отстоял вольности «жёлтого народа». Пока народ жив - его дух здесь. В Степи. И уж, конечно, здесь, над излучиной Дона, где его сын собрал самое большое собрание лучших людей для решения самого большого вопроса. Мог ли хан Боняк не прибыть сюда? Пропустить такое важное дело? И не полюбоваться на своего сына. А я… я только напомнил людям - старый Боняк смотрит на нас, слушает наши речи. Плохо, если ему будет за нас стыдно.
А над рекой, над «Чёрным дроздом» поднимается всё выше огромный воздушный шар. С портретом старого Боняка. Как я увидел его год назад в нашу единственную встречу. Немолод, седина густо в усах, в кустистых бровях. Грузен, морщинист. Из глубины морщин, из-под набрякших век и без того узких глаз цепко смотрят два зрачка. Уже не чёрные, потерявшие с приходом старости насыщенный цвет. Но сохранившие способность и желание видеть. Проникать в сущности. «Ума не потерял».
Красиво. Узнаваемо. Выразительно. Хрисанф, богомаз-порнограф постарался. Думал ли я, разглядывая с Юлькой-лекаркой в Лядских воротах непристойное граффити, что труд неизвестного художника-хулигана поможет повернуть в нужную сторону целый народ? На чуть-чуть, на долечку. Шажок, в ряду других шажков.
Тысячи потрясённых людей по обе стороны реки. Кто молится, кто отмахивается большим пальцем, кто крестится, кто убежать норовит. Мои-то привычны: монгольфьер в тёплую погоду частый элемент пейзажа во Всеволжске - мы на подобных детей катаем.
Чарджи как-то попробовал. Нервенно было.
Я уже объяснял, что у здешних, особенно у степняков - страх высоты. Знать-то я это знаю, но иногда забываю.
Несколько лет назад как-то летом встретились с Чарджи у «детской площадки»:
- Гля какую штуку мои молодцы сделали! Монгольфьер называется. Вон детишек покатали, давай и мы попробуем.
- Да я… дела спешные…
- Мы быстренько. А то так и жизнь за делами пройдёт.
Влезли в корзинку, ребята верёвку травят, я красотами окрестностей любуюсь. Вдруг… характерные звуки. Мертвенно бледного Чарджи выворачивает. Во, уже вчерашний завтрак пошёл. Факеншит! Так он так задохнётся! Мордой в пол, пальцем в пасть, вычистить лишнее.
Лежит на боку, дрожит. Ладно, прогулка отменяется, поехали вниз. Верёвку потянул, клапан приоткрыл. Тут голос. Сла-а-абенький:
- Иване… ты не рассказывай… что я тут… как сопляк какой-то…
- Конечно не буду. Тут ничего особенного нет. Так почти всех выворачивает. Этот страх - высоты - можно ослабить. Практикой. Вон наша самая большая вышка стоит. Так я там по лесенке с дочкой Боголюбского каждый день гулял. Всё выше и выше. Захочешь - воспользуйся. Только за один раз всё взять не пытайся.
То, что я не насмехался над его вдруг обнаружившейся слабостью, вообще говорил довольно равнодушно - «обычное дело», укрепило наши отношения. То, что он смог подняться, хоть и не сразу, на нашу самую высокую сигнальную вышку, усилило самоуважение. И уважение ко мне: Ванька невиданные штуки в рукаве имеет. И с друзьями всегда поделится, поддержит.
Теперь Чарджи посматривает на окружающих сквозь полуприкрытые веки, чуть улыбается: невежи, деревенщина, жизни не видали.
Монгольфьер долго не провисит. Поднялся на горячем воздухе из пароходной топки, покрутился, чтобы все порадовались покойному хану и потихоньку опускаться стал.
Всё - шаманские ритуалы сломали, внимание переключили. Переходим к следующему пункту нашей программы.
Шаманы, подобрав свои причиндалы, отвалили. Алу снова речь произнёс. Хорошую. Такую… эмоционально-логическую. Никакой критики «врагов». Наши беды - нам решать.
Посыл тот же: «Пацаны! Не стреляйте друг в друга!».
Все «за». Но… а кто конкретно будет по конкретно Великому Лугу отары пасти? А?
Когда Степь полна - каждый источник воды, каждый водопой чей-то. Передел идёт болезненно, часто с кровью.
Следующий пункт. «Хотят ли половцы войны? Да, мы умеем воевать. Но...».
Но теперь нас будут бить.
Ещё один наглядный материал: полотнище метров шесть длиной, два высотой. Слуги на шестах подняли, Алу указкой тычет:
- Дешт-ы-Кыпчак. Мы здесь.
Показывает известные топонимы. И наглядно обрисовывает мои «Волчьи челюсти».
Тут все дружно посмотрели на Урдура. Что, и аланы бить придут будут? Урдур на солнышке подремывает, здоровенной папахой своей покачивает. Не то «да», не то «нет», не то «может быть». А Севушка диадемой с самоцветами зайчиков пускает, качает уверенно: придём, побьём, сожжём...
На меня и Чарджи - чисто мельком. Что мы клинки кровью умоем… А что, Переяславль уже подзабыли?
Третий пункт: надо уходить. Иначе смерть. В этих «челюстях».
Четвёртое: уходить надо всем вместе. Иначе - «твоё место у параши».
Пятое: уходить нужно в Паннонию. Всем вместе в другое место не влезть.
Шестое: для исхода нужен вождь. Одна голова на весь поход.
Седьмое:
- Мой отец всю жизнь боролся за счастье жёлтого народа. Он отдал свою жизнь для уничтожения недоцаря Кончака. Я, Алу Бонякович, клянусь следовать заветом моего родителя, я поведу людей на новые обильные пастбища. Я набью их рты мясом, оберну их животы шёлком. Объединимся же, братья, в борьбе за счастье нашего народа.
***
«Объяснить можно всё, но не всем».
Некоторые из «не всех» задают вопросы.
***
- А каганом кому быть? - ожидаемый выкрик «из зала», в смысле: с ковра. Кумыс был лёгонький, но некоторым хватило.
Алу как-то растерялся: я ж, типа, всё ясно сказал, а Чарджи среагировал и для тупых детализировал:
- Вождя орды, хана, выбирают предводители куреней - аепы. Вождя народа выбирают ханы. Знак их выбора - бунчук. Орда идёт за бунчуком. У
