Второй шанс - Никита Киров

— Чего задумался? — я постучал в окно.

— Да… да фигня какая-то на уме, — он кашлянул. — Сидишь, в голове гоняешь всякое.

— Голову раньше времени не забивай. Пошли, чай пока попьём, потом двинем.

Идти к десантнику Грише в гости в костюме не требуется, не в ресторан, туда надо что-нибудь попроще.

Открыл дверь своим ключом. Батя дома, слышно, как он что-то жарит на кухне. Картошку, судя по запаху. Царевич посмотрел туда с неловким видом. Он же работает у отца в цеху, ему непривычно так запросто приходить к начальнику домой.

— Здорово, парни, — отец выглянул из кухни. — Картошку жарю, подождите.

— Здрасьте, Валерий Палыч, — скромно сказал Руслан.

— Проходи, — я пихнул Царевича в спину, чтобы он прошёл в комнату, и показал на диван.

В пишущей машинке бумаги нет, отец сегодня ещё не печатал свою книгу. Телевизор включён, там шла какая-то передача местного телевидения. Этот канал смотрели редко, особо передач там не было, да и показывало оно не целый день, а только вечером.

В основном там крутились рекламные блоки, громкие и аляповатые, совсем непрофессиональные, как и любая другая реклама регионального телевидения. Ещё включали местные новости, по праздникам транслировали спортивные игры областного футбольного клуба. Была передача, где по заявкам родственников и друзей поздравляли именинников и включали их любимую песню. Ну и показывали некрологи — фотографии под грустную музыку, в основном от Морриконе, с бегущей строкой, где было написано, кто умер, отчего и где пройдёт прощание.

Но сегодня было что-то новенькое. За столом в студии сидел чернявый майор с новеньким орденом на груди и с жаром рассказывал о своих подвигах в Чечне: как навёл «Град» на боевиков, засевших в укреплениях, как спасал раненых под обстрелом и сколько освободил пленных. Его послушать, так он будто уничтожил всю армию Ичкерии, причём дважды.

Я сел рядом с Царевичем и присмотрелся к майору внимательнее. Видел его впервые.

— И чего его рядом с нами не было? — в шутку спросил я. — Он бы там всех победил.

— По-любому особист, — предположил Руслан. — Рожа такая.

— Не, это штабист, — сказал я, немного подумав. — Матёрый, причём. Из тех, что приезжали, иногда стреляли в сторону врага, потом уезжали назад водку пить и в грудь себя колотить, как хорошо повоевали. Даже перед нами пальцы гнули, какие они вояки, блин, псы войны. Зато «боевые» получали, и награды.

— Угу.

— Штабист, — подтвердил отец, заходя в комнату. Он вытирал руки полотенцем. — Орден мужества ему дали. Говорит, штурмовал дворец Дудаева и Совет министров, возглавил батальон, куда был прикомандирован, когда их комбата убило. А я слушаю, да что-то думаю, что говорить он слишком любит.

— При штурме совмина я его не видел, — я напряг память. — Хотя там много кто был. Там морпехи ещё были, Лёня Белоусов и Сева Михалюк… чай горячий?

— Вот дед твой тоже не любил вспоминать, — сказал батя, посмотрев на меня. — Ты его и не помнишь, наверное.

— Медали он мне показывал — помню. За освобождение Варшавы вроде бы была, её точно помню.

— А вам так ничего и не собираются выдавать? Медали, ордена?

— На представление отправляли, — сказал Руслан, немного подумав. — На Халяву отправляли, на тебя отправляли, — он кивнул на меня, — за ранение и за тот танк. Самовара ещё хотели наградить. Но куда-то отправили, и там оно всё и потерялось.

— Всё ему досталось, — я показал на телевизор. — Ща, я быстро.

Я переоделся в спортивный костюм и потащил Царевича на кухню, где мы поели жареной картошки. А они как давай обсуждать работу:

— А что с два ноля — двадцать пять? — строго спросил отец. — Ты же передний редуктор центровал?

— Ну, с Евгений Петровичем, — Руслан, ковыряющийся вилкой в сковородке, задумался. — В ТУ-28 запись есть, приёмщик проверял.

— Да знаю, что есть, и что Витя смотрел. Но всё равно не то что-то с ней. Короче, эта лайба на техосмотр заходила, потом на межпоездной попала — все пакеты на ПРР изорвало, как бумагу. Техосмотр на цех ремонта спирает, что плохо отцентрован вал. Ну да фиг им, там два ТО пройдено после ремонта. Их это ответственность…

— Весёлая у вас работа, — заметил я. — Нихрена не понял. У тебя сало осталось? А то жареная картошка без сала — как-то не то.

— В морозилке, — показал отец. — Я уже забыл про него.

Почти тридцать лет для меня прошло, а про сало вдруг вспомнил. Ну вовремя, ничего не скажешь. Зато поели.

* * *

После мы отправились к Грише Верхушину, сослуживцу Моржова. Парни его знают, а вот я его не видел. Но даже если бы никто из нас его не знал, воровство «боевых» у инвалида кого угодно разозлит.

Гриша — в возрасте, он старше Моржова, есть жена и маленький сын. После ранения его комиссовали, и он вернулся сюда, пока сидел без дела. А какое дело, когда правой руки нет?

Дверь чуть-чуть приоткрылась, оттуда выглянула молодая женщина в домашнем халате и с косынкой на голове. На лице виден синяк, слабо замазанный пудрой. А дверь на цепочке, как в американских фильмах, у нас одно время тоже стали ставить такие. Правда, быстро поняли, что это бесполезная штука при реальных ограблениях.

— Вы к кому? — женщина напряглась и беспокойно посмотрела назад.

— К Грише, — сказал я. — Позовите, мы ненадолго. Поговорить.

В квартиру она нас пускать не стала, даже закрыла её на замок.

— Мать Гриши с моей матерью подруги, кстати, — тихо произнёс Царевич. — Я его до Чечни видел несколько раз, в гости приходили, и когда пересекались под Шатоем, он меня вспомнил. У него брат ещё есть младший — наш ровесник, тоже видал. Но в армию он не ходил, отмазался.

— Не пересекался с ними.

Замок снова загремел, и дверь открыл высоченный мужик в тельняшке. Усатый, загорелый, уже с брюшком, но ещё крепкий. На мускулистом левом плече набит парашют, а правая культя перемотана бинтом — руку он потерял выше локтя.

— Чё надо? — грубо спросил он, поглядев на меня, и взгляд скользнул по Царевичу. — А, Руслан, здорово! Ничё ты вымахал, не узнал даже!

— Да такой же и остался, Гриша, — Царевич улыбнулся. — Это вот Андрюха Старицкий, Старый, мы тебе о нём всё рассказывали. Он тогда в госпитале лежал, когда мы с вами под Шатоем стояли.

— С Моржовым вашим там лежал, — добавил я.

— А, понял-понял — он рассказывал, — Гриша закивал. — А я же вас всех ещё