За гранью - Василий Седой

Умеет человек успокаивать людей. Толстяк сразу стал душкой и начал объяснять, что его не так поняли, и он как только так сразу со всей душой…
В общем, я изрядно повеселился, глядя на этот спектакль, и при этом подумал, что теперь-то мне точно скучать не придётся, ведь с такими возможностями я могу подслушивать кого угодно и где угодно. Эта мысль потянула за собой следующую: нефиг больше откладывать изучение иностранных языков, тем более что времени для этого сейчас достаточно, надо использовать его рационально.
Тем более что мне очень интересно было-бы послушать, о чем говорят в том же штатовском или английском посольствах, да и в других местах тоже.
Мысль материальна. Наверное. Не знаю, как иначе объяснить, что мои размышления прервал начальник моей охраны предложением отдать ему для передачи наркому тетради, в которых отражены мои мысли о развитии самоходок. В этих тетрадях, кстати, я накидал текста и по другой теме, даже не по одной.
Обозвал все это «размышлениями дилетанта» и навспоминал кучу всего, затронув не только сушу, но и небо тоже.
Смешно сказать, но когда-то в детстве я мечтал стать пилотом, вот и читал с упоением книги, написанные нашими знаменитыми асами. Вот, собственно, часть их воспоминаний я и переложил на бумагу в виде размышлений ничего не понимающего в этом человека, благо я смог вспомнить все на совершенно новом уровне.
Понятно, что палится я со всем этим неслабо, ведь вряд ли дилетант смог бы озвучить знания того же Покрышкина, но я решил, что мне пофиг, что кто подумает, а если хоть что-то из написанного дойдёт до наших летчиков, польза может быть немалая.
Помимо этого я описал действия тактических штурмовых групп в условиях городской застройки. Недалек тот час, когда нашим ребятам придётся освобождать захваченные немцами населённые пункты, вот и хотелось мне попробовать хоть как-то помочь в этом нелегком деле.
Вообще много чего я написал в этих тетрадях, да и нарисовал немало. Даже не знал, что я так могу. По крайней мере в прошлом мире с рисованием у меня было не очень, здесь же как прорвало, самоходки на картинках были как настоящие. Шучу, конечно, но понять на рисунках, что я хотел показать, можно.
К чему я сказал про материальность мысли? Да просто ещё мне хотелось увидеть реакцию наркома на мои записи, интересно же посмотреть и услышать, что он об этом думает.
Подглядывание за наркомом чуть не сорвалось, благо он был занят и не сразу добрался до моих тетрадок.
Просто неожиданно появился Арес и сообщил, что пришла пора мне учиться переходить на более тонкий слой бытия, в котором мы общались с ним во время энергетической бури в моем тонком теле.
Так вот, если тогда у меня получилось перейти на этот слой практически без проблем, то теперь, в спокойной обстановке, — нет.
Как я ни старался выполнить все указания Ареса, а ничего добиться не смог, не получалось у меня, и всё тут.
Смешно, но это тоже в итоге пошло мне на пользу. Арес, осознав, что вот так вот просто все не сделать, решил подойти к этой проблеме с другой стороны и принялся учить меня сразу нескольким способам медитации, чтобы на этом примере показать, в каком направлении мне двигаться дальше.
Оказывается, медитативное состояние тоже может быть разным, по словам Ареса, некоторые увлекающиеся этим занятием люди способны творить со своим телом и сознанием настоящие чудеса. К примеру, они могут без вреда для организма замедлить собственный метаболизм настолько, что даже врачи посчитают их умершими. Более того, находиться в этом состоянии они могут бесконечно долго. Да и вообще Арес, увлекшись, рассказал много интересного и, чего греха таить, сумел меня этим делом увлечь. Захотелось мне освоить эти медитативные техники, тем более что польза от них по-любому будет огромной.
Собственно, из-за этого занятия я чуть не пролетел с наблюдением за наркомом, вернее, за его реакцией на мои записи, а она оказалась довольно странной.
Где-то час он их читал, притом казалось, что по большей части невнимательно, пробегая текст по диагонали, только изредка вчитываясь в заинтересовавших его местах. Потом он собрался и, взяв мои тетради, отправился на выход из здания.
Заинтриговал он меня, тем более что понять по его поведению, как он отреагировал на записи, я так и не смог. Естественно, я продолжил за ним наблюдать и не пожалел ни разу, да и почему-то мне нисколько не стыдно было подглядывать.
Берия отправился прямиком в Кремль. Нетрудно догадаться, что целью его визита был кабинет Сталина, и я стал свидетелем интересного разговора.
— С чем пришёл, Лаврентий? Если доложиться по своему Захарову, то я уже в курсе, что его перевезли.
— По Захарову, но не по поводу его прибытия. Я ещё когда он находился в Ленинграде, попросил его описать, как он представляет себе развитие самоходных установок.
Тут Берия замялся, и Сталин, глядя на него, уточнил:
— Написал?
— Написал даже больше, чем я его просил, намного больше. Только как мне относиться к этому, я не знаю.
— Лаврентий, не говори загадками, что там в этих записях не так?
— Захаров довольно подробно описал, как он видит будущие самоходки, методы их применения и даже структуры подразделений, в составе которых их можно использовать с наибольшей пользой. Тут все понятно, видно, что человек немало над этим думал, да и опыт в этом направлении какой-никакой имеет, а вот дальше — сплошные неясности. Если его, не побоюсь этого слова, методички для действий штурмовых тактических групп в населённых пунктах ещё можно как-то оправдать и понять, откуда это взялось, то вот его мысли об истребительной авиации вызывают массу вопросов. Читая это, я это не раз и не два ловил себя на мысли, что написать такое мог только специалист высочайшего класса. Человек, не разбирающийся в этой теме, не смог бы настолько подробно изложить суть всех существующих в авиации проблем, тактику её применения и даже методы реализации собственных предложений. Что говорить, если он поэтапно расписал тактики боя в составе звена, эскадрильи и даже полка. Более того, он и для отдельных летчиков накидал несколько вариантов действий: в бою, до его начала и по окончании. В общем, я не знаю, как к этому относиться и что с этим делать. Не может человек, даже если он на все смотрит под другим углом,