Японская война 1905. Книга 7 - Антон Дмитриевич Емельянов
– Кстати, насчет беспорядков, – встрепенулся Николай. – Мне раньше докладывали, что Санкт-Петербург волнуется, но последние недели все тихо. Что-то случилось?
– Начиналось все с неурожая прошлых лет и инфляции. Из-за дополнительных трат на войну мы впервые за долгое время печатали в разы больше денег, чем раньше, и цены начали расти, – вздохнул Коковцов. – Однако после Токийского мира ситуация стабилизировалась. Мы даже смогли вернуть расценки 1903 года, в основном за счет тех свободных денег, что привозили вернувшиеся из Маньчжурии солдаты и добровольцы. Подкрепленные победами да товарами из Инкоу и Китая восточные рубли здорово нам помогли.
– И восточный хлеб, – добавил Плеве.
– Разве мы что-то возили оттуда? – удивился царь.
– Главное, что не возили туда. И уже одно это снизило угрозу голода в центральных губерниях. А еще переселенцы, которые собираются опять же на восток по программе Петра Аркадьевича Столыпина. Да, их пока еще не так много, но… Хлеба больше, ртов меньше, люди видят, что с каждым днем становится чуть легче, и они обретают веру в Россию.
– А еще повышенные зарплаты на всех военных заводах, – добавил Сахаров. – Нам пришлось срочно пересматривать расценки, чтобы Обуховский и Сестрорецкий заводы не остановились.
– Кажется, вы обещали прибить за это Шереметева и Нератову, – хмыкнул Плеве.
– Сначала да. Один утащил с собой тысячи людей двойными выплатами, как будто в Бессарабии и Польше своих рук нет. Вторая без всякого зазрения совести повысила зарплату до того же уровня и начала открывать новые линии, привлекая все больше и больше рабочих. Другие заводы после каждого такого призыва были вынуждены простаивать иногда по несколько дней, пока к ним приходил хоть кто-то, чтобы заново запустить сборочные линии. И то – без знаний, без опыта и так не самая большая скорость производства падала в несколько раз. Пришлось вмешиваться.
– И мне, – добавил Николай, которому в свою очередь понадобилось немало воли, чтобы не дать решить проблему самым простым способом, прикрыв краник Путиловского.
К счастью, после победы в Маньчжурии его авторитета могло хватить и не на такое. В итоге даже дяде не удалось продавить свое. Что уж говорить про акционеров попроще. И впервые за долгое время ужиматься пришлось тем, кто выше, а не тем, кто ниже. Этакая первая русская революция: бескровная, но очень убедительная. И что интересно: на западе все подобные революции выходили в пользу нового класса буржуа, а тут неожиданно получилось в интересах даже не их, а рабочих.
– Да, и вам тоже, – смущенно опустил голову Сахаров. – Кстати, я провел небольшое расследование, если это можно так назвать. Деньги на наем Шереметеву и аванс на расширение Путиловского – все пришло из одного кармана. Генерала Макарова.
Военный министр бросил быстрый взгляд на Николая, проверяя, знает он или нет. Николай знал.
– Вячеслав Григорьевич иногда излишне инициативен, – вынес свой вердикт царь, – но его инициатива каждый раз приносила пользу России. Будем помнить об этом.
Сам Николай уже не раз напоминал об этом самому себе. После каждого спора с членами семьи, после каждой жалобы от сотен самых уважаемых людей из торговли и даже науки, после каждой ноты протеста, что ему присылали другие великие державы. Причем последние обычно действовали в два захода. Первую жалобу они отправляли, едва только слышали упоминание России. Вторую – когда осознавали, что наших там целый корпус, и те уже захватили территорию размером с Бельгию.
– Кстати, о пользе, – встрепенулся Коковцов. – Должен отметить, что этот подъем патриотизма и новые технологии помогли решить еще одну нашу проблему. Я уже начал опасаться, что после войны на руках у людей окажется слишком много лишних денег...
– Так бывает? – удивился Сахаров. – Разве это не, наоборот, хорошо?
– Это плохо, если на них нечего купить. Тогда люди начинают платить две, три – да хоть десять цен за то немногое, что еще имеется в наличии. Бешеным темпом растет инфляция, начинается хаос… В общем, лишние деньги порой могут натворить страшных бед, но в нашем случае вместе с деньгами пришли и товары. Не знаю почему, но Макаров отказался от колесных тележек, что раньше делал для его броневиков Путиловский…
– Они перешли на гусеницы, – пояснил Сахаров.
– Ну вот, а тележки остались. Также Обуховский завод не выкупил крупную партию моторов, ну а станки и люди у Нератовой были… В общем, они наладили выпуск гражданских машин очень неплохого качества. По отделке скооперировались с начавшим терять прибыль Каретным двором, и вот за новыми «Путилками» охотятся по всей стране, сливая на них половину всех свободных денег. А вторая половина идет на радио. Города, общины, предприятия – все скидываются и покупают приемники и макаровские кристаллы. Заодно вырос спрос на специалистов, которые могли бы все это обслуживать. В общем, наша экономика растет уже сейчас, а во что это выльется в следующем году, даже боюсь предсказывать.
– Интересная картина получается, – как-то по-простецки почесал затылок Плеве. – Те, кто хотят работать, теперь могут работать. А те, кто хотел великих дел, теперь могут вершить их где-то далеко за океаном. Вы знаете, что у нас за неделю после начала трансляций Макарова из Америки упало количество политических преступлений? Да и обычные пошли на спад.
– Я думал, что, наоборот, подрастут. Все-таки больше денег – больше лихих людей, обычное правило, – заметил Коковцов.
– А все лихие люди теперь едут в Америку. Как когда-то к бурам, там теперь к американцам. Некоторые покупают билеты на поезда и надеются попасть во вторую волну транспортов, что японцы уже начали собирать в Осаке. А другие и вовсе садятся на регулярные рейсы, плывут в любые города старых САСШ и надеются уже на месте пробиться до наших.
Николай только головой покачал. Иногда ему казалось, что мир сходит с ума, но как же было приятно,
