Второй шанс - Никита Киров

— Ненадолго отойду, — сказал он. — Зовут.
— К начальству на разбор, — продолжал веселиться Шустрый.
— Найди себе уже бабу, — бросил Газон ему на прощание. — Вот как Царевич нашёл.
Сидевший в одиночестве Руслан вздрогнул, но тут же сурово посмотрел на Шустрого, чтобы тот не подходил с расспросами.
— А чего не пригласил сюда? — спросил я.
— Не ходит, — неуверенно сказал Царевич и медленно перевёл взгляд на Маугли. — Так что, Ильдар, что надумал?
— Первые компы через пару недель начнём собирать, когда всё придёт, — добавил я. — И под Новый год открываемся.
— Да вот думаю-думаю, — Маугли потёр лоб. — И всё не придумаю. Хотя интересно, что выйдет, конечно. А сколько, говорите, компьютеры стоят?
— По две с лихуем тыщи баксов, — отозвался Шустрый. — А ты чего такой грустный сегодня? — он ткнул Шопена, опустившего голову.
— А? — тот поднял голову.
— Да спрашиваю, чё грустный такой?
— Иди уже куда-нибудь, — начал прогонять его Халява. — Всех достал.
Тут Шустрый поднял голову — заметил кого-то в зале.
— О, я же её знаю, — он поднялся и торопливо куда-то пошёл.
— Свали, наконец, — пробурчал Славик ему вслед.
Похоже, Боря решил пригласить девушку на медленный танец, как раз включили «Дым сигарет с ментолом» Нэнси.
А чего бы и нет? Я посмотрел на Дашу.
— Пошли? — предложил я.
— Да я как бы не умею, Старицкий, — начала оправдываться она.
— А я вообще в последний раз в школе танцевал, на выпускном, — признался я. — Наступил однокласснице на туфли и порвал, она на меня очень обозлилась.
— У меня только такие на выход, — Даша посмотрела вниз.
— Буду аккуратно.
Мы вышли с ней в центр зала на потёртый паркет, и она обхватила мою ладонь тёплыми пальцами. Я положил вторую руку ей на талию, чувствуя упругость под платьем. Она взялась свободной рукой мне за плечо.
— Опять не удалось, — заметила Даша, глядя куда-то в зал.
— Ты про Борю?
— Да.
Шустрому сегодня не везёт, снова отшили, и он пошёл доставать Самовара. А мы с Дашей начали медленно двигаться. От неё пахло чем-то свежим, недорогими духами, но с приятным запахом, он даже перебивал запах курева от соседних столиков.
— Всё-таки наступил, — сказал я, чуть не отдавив ей ногу. А то свет над танцполом совсем тусклый.
— Это ничего, — она улыбнулась, подняв голову. — У тебя всё равно хорошо получается. А помнишь, мы с тобой телевизор смотрели в ординаторской?
— Не забудешь. Сидели долго, пока ящик не стал пищать, когда программа кончилась. И чай пили крепкий, чтобы не уснуть. Помню.
Сидели тогда с ней и целовались, но дальше дело не пошло — госпиталь всё же слишком людное место, и даже ночью дежурную медсестру постоянно отвлекают.
И судя по всему, мы вспомнили одно и то же.
— А ты всё о доме говорил, — продолжила она, прильнув чуть ближе. — Что как вернёшься, то всё наладишь.
— Вернулся и потихоньку налаживается, — я чуть принял её к себе поближе.
Её дыхание участилось — или мне показалось. Между нами осталось совсем мало пространства, и я чувствовал тепло её тела через одежду.
— А я вот когда приехала, хотела к тебе зайти, — сказала она. — Да вот думала — вдруг у тебя кто-то есть? Давно же не виделись, вдруг ты меня забыл?
— Не забыл, как видишь, — я ей улыбнулся. — И никого нет.
Она тоже улыбнулась, посмотрев мне в глаза. И воспоминание той девушки из госпиталя стало живее, очень яркое, не как в той жизни, когда память о молодости со временем тускнела.
Сейчас всё слишком ярко — и память, о плохом, но и о хорошем, и ощущения, и мысли, и даже прикосновения.
— Честно говоря, тогда, когда ты из госпиталя выписался, — сказала Даша, — очень тогда на тебя обиделась, — она отвела взгляд.
— Почему?
— Тебя комиссовать могли по ранению, и ты бы домой вернулся, всё бы спокойно стало. От тебя требовалось просто позвонить куда надо. А ты — туда поехал. Назад. На войну. А вот сейчас думаю — зато вы все вернулись, все вместе. А то бы…
Не договорила, но я понял, о чём она. Как медсестра в военном госпитале, она часто видела таких парней, кто потерял всех друзей. И Даша имела в виду, что если бы я уехал, бросив остальных, и они бы там погибли, то винил бы себя до конца жизни. Многие раненые на этом сгорали эмоционально, когда сами спасались, а товарищи погибали. И она это видела.
Так в целом и вышло, просто уехал уже после войны. Тогда вернулся к ним, сделав один правильный выбор, но ошибся после, не понимая в мирной жизни ничего.
Но сейчас всё иначе, я пользуюсь тем вторым шансом. И дело не только в том, что жизнь пошла иначе, и с людьми всё меняется, со всеми, с кем я когда-то был связан.
Вот как именно сейчас, с ней, тем более, она сама приехала в другую часть страны, чтобы мы с ней могли увидеться, и это я тогда пропустил.
— Все вернулись, — сказал я. — И ты здесь. Значит, так и должно было случиться, да?
— Да.
Песня закончилась, заиграл Агутин — «хоп-хей, ла-ла-лей», но мы так и стояли в центре зала, не расходясь.
— Слушай, Даша, — я дождался, когда она посмотрит на меня. — Вечером может ко мне? Посидим, фильм посмотрим. Я у Царевича видик взял, кассеты разные.
— Ты же не один живёшь.
— Отец в командировку уехал на несколько дней в область.
— Только если недолго сидеть, — всполошилась она. — Мне завтра утром на смену.
— Недолго, — сказал я, зная, что вряд ли так получится. — Посидим ещё здесь и поедем.
— Конечно. Ещё не всё съели, — Даша засмеялась.
Мы вернулись за стол. В моё отсутствие Царевич зорко следил, что Халява не напился, а остальные ни с кем не передрались. Шустрый снова пошёл предпринимать новую попытку.
— А что за тайна у тебя, Руся? — спросил я у Руслана, придвигаясь к нему. — А то даже Газон знает.
— Он видел, — прошептал Царевич, окинув зал. — Скажу попозже, только Шустрому не говори. А то проходу не даст потом.
— Не скажу никому, раз так хочешь. Колись уже.
— Да дело в том…
А тем временем из второго зала, где стоял широкоплечий охранник, никого не пуская, вышел Газон и направился к нашему столу.
— Старый, — он наклонился ко мне. — Брат, в натуре, с тобой побазарить хотят.
— А по поводу? — спросил я. — Из-за Кислого?
— Да сто пудов, хотя не говорят. И ещё из-за чего-то, — Газон