По прозвищу Святой. Книга третья - Алексей Анатольевич Евтушенко
— Это правда. Командир очень сильный, — это Герсамия.
— Спрячем. Давай, решай. Потом поздно будет.
— Хорошо, прячем. Может, ты и прав.
— Я точно прав.
— Затаскивайте его под корни, — голос Озерова. — Я нарежу лапника.
Шорох. Тяжёлое дыхание.
— Осторожно, осторожно… — это Герсамия. — Вот так, сюда. И винтовку его. Лыжи тоже. Савватий, давай лапник.
Снова шорох.
— Уходите, — голос Озерова. — Вон туда, на пригорок, где берёзы. Я следы замету.
— Скорее, — это Николаев. — Немцы близко.
— Идите, я знаю, что делаю.
Максим остановился, тяжело опираясь на палки. Снова накатила слабость. Да такая, что прямо хоть в снег ложись.
— Сколько ещё до лагеря? — спросил у КИРа.
— Километра четыре. Может, четыре с половиной.
— Чёрт, далеко… Могу не дойти.
— Ты дойдёшь.
— Погоди, я сейчас.
Максим наклонился, отстегнул лыжи. Проваливаясь в снег, подошёл к ближайшей сосне.
Обнял, прислонился щекой к золотистой коре, вдыхая запах смолы. Закрыл глаза, стараясь слиться с деревом, раствориться в нём, стать одним целым.
Это была высокая красивая сосна в полном расцвете сил. Такие сосны любил изображать на своих картинах русский художник Иван Иванович Шишкин. Да и не он один.
— Дай зачерпну немножко твоих сил, — подумал Максим. — Не бойся, мне совсем чуть-чуть надо.
Сосна, конечно, не ответила, деревья не умеют разговаривать, но он ощутил, как сил прибавилось. По крайней мере, он уже твёрдо стоял на ногах. Слабость отступила. Голова перестала болеть. Стало даже как-то спокойнее на душе.
«Спасибо тебе» — послал он мысленную благодарность дереву, погладил шершавую кору ладонью.
Ну-ка, попробуем.
Перешёл в сверхрежим.
Со скрипом, но получилось.
Теперь превращаемся в «невидимку» и слушаем лес.
Сосна словно обняла его в ответ.
Звуки, световые и цветовые пятна, запахи обострились чрезвычайно.
Он слышал, как перелетает с ветки на ветку и что-то недовольно стрекочет сорока в сотне метров от него.
Пласт снега сорвался с ветвей и осыпался на землю.
Едва слышный короткий шорох. И ещё один. И ещё.
На что это похоже?
Прыг-скок.
Лиса? Заяц?
Он повёл глазами, отыскивая источник звука. Ага, вон он, между деревьев, белый, едва заметный на снегу. Заяц-беляк. Сидит, прядёт ушами настороженно.
Метров сорок.
Одним слитным бесшумным движением, Максим поднял винтовку к плечу, одновременно снимая с предохранителя.
Ну, родная, не подведи. Я знаю, ты не любишь снега и грязи, но всё равно не подведи. Доберёмся до лагеря, займусь тобой — почищу, смажу.
Заяц, словно почуяв недоброе, присел на задние лапы, готовясь прыгнуть. Но было поздно. Грянул выстрел, и животное упало на бок, заливая снег алой кровью. Трепыхнулось раз, второй и затихло.
Затвор автоматически дёрнулся, выбрасывая пустую гильзу и досылая в ствол новый патрон. Максим поставил оружие на предохранитель.
— Спасибо, — ласково погладил винтовку, забросил за спину и пошёл к добыче.
Пока свежевал зайца и разжигал костёр, слушал дальше рассказ КИРа.
Уйти Герсамия, Николаеву и Озерову не удалось.
Оказалось, что с самого начала немцы выслали отдельную группу егерей, чтобы перерезать группе русских диверсантов возможные пути отхода. Кто-то умелый и неглупый ими командовал. То есть, враг применил классическую схему загона добычи. И схема эта сработала.
Бойцы оказались в окружении.
Совсем рядом с тем местом, где спрятали своего командира.
Они отстреливались до последнего патрона и отбивались до последней гранаты.
У немцев явно был приказ взять их живыми. Поэтому они, не считаясь с потерями, сжимали капкан.
— Рус, здавайс! — слышал Максим запись их криков на ломанном русском. — Мы обещайт жизнь, эссен [2]! Жизнь, эссен, спирт! Медикаменте!
Максим не один раз объяснял бойцам, что делать в подобном случае.
— Сдавайтесь, — говорил он. — Убейте, как можно больше, а потом сдавайтесь. Пока человек жив, жива и надежда. Мёртвые не воюют.
— Я пыток боюсь, — признался Герсамия.
— И что?
— Боюсь, не выдержу и всё расскажу.
— Рассказывай, не страшно.
— Как это?
— Очень просто. Что ты знаешь? Несколько фамилий, которые немцам и так известны. Цели и задачи отряда? Диверсии в немецком тылу. Про Вязьму они уже знают. Можешь и про остальные рассказать. Короче, пойте, не держите в себе. Лучше всего будет, если немцы решат вас завербовать. Соглашайтесь. Не сразу, пусть надавят, как следует, чтобы сами поверили. Но в результате соглашайтесь. Если в какую-нибудь их разведшколу попадёте, будет совсем хорошо. Нам нужны сведения из первых рук.
— Боюсь, не сумею, — качал головой Герсамия.
— Сумеешь, — уверял его Кос, поддерживая командира. — Это называется, двойной агент. Мы играли в эти игры ещё в Испании. Опасно, но интересно. Захватывает. А главное — большой урон врагу.
— Именно так, — подтверждал Максим.
Значит, объяснения прошли не зря.
Герсамия, Николаев и Озеров сдались.
Это было хорошо, значит, ребята живы. Из разговоров немцев он узнал, что русских отправят в Малоярославец, в штаб четвёртой армии.
Что случилось дальше, было неизвестно. Немцы ушли, уводя пленных.
Он не знал, удалось ли им отыскать лагерь, и что случилось с Яном Косом и Ровшаном Каримовым.
Он понятия не имел, как немцы не нашли его самого, ведь он лежал совсем рядом! Скорее всего, были слишком заняты боем и не знали точного состава «Призраков», а Герсамия выдал себя за командира отряда, как
