Курс на СССР: Переписать жизнь заново! - Тим Волков

— Согласен, — кивнул Николай Степанович, насторожившись и явно не понимая к чему клонит Серебренников.

Конечно, коли вызвали на ковер вместе со мной, простым журналистом, к тому же молодым, то ничего хорошего ждать не приходилось. Но за что именно будут стружку снимать?

— Решения последнего пленума, — продолжил Андрей Борисович, многозначительно подняв палец вверх, — четко обозначили курс на повышение производительности труда. И ваша задача, задача районной печати, быть не просто летописцем, а активным участником этого процесса. Понимаете?

— Так точно, понимаем, — кивнул Николай Семенович, на самом деле даже не догадываясь, к чему всё идёт.

— Газета должна быть рупором передового опыта, — Серебренников говорил ровным, назидательным тоном, как бы диктуя передовицу. Было видно, что в таких речах он мастак. Говорил, как по написанному. — Показывать героев пятилетки, ударников труда. Воспитывать на их примере новое поколение. Не на выдуманных западных киногероях, а на наших, советских людях труда. Вот где настоящий героизм.

Он встал и начал неспешно прохаживаться по кабинету, испытывая необыкновенный эмоциональный подъём.

— Идеологическая работа, это наша броня и щит, товарищи. Бдительность должна быть постоянной. Малейшее проявление чуждых влияний, спекулятивных настроений, паникерства должно пресекаться на корню. Пресса наш главный инструмент в формировании общественного сознания. Вы должны не просто информировать, вы должны направлять. Понимаете? Воспитывать твердую уверенность в правильности курса партии, в светлое будущее нашего общества.

Я сидел и кивал, чтобы не уснуть от этой монотонной пресной речи.

Серебренников остановился напротив меня.

— А вот ваш молодой сотрудник, Воронцов, — произнес он с таким выражением, что наши сердца замерли. — Пишет очень… нестандартно. Фантазирует. Мечтать, конечно, не вредно. Но всему есть мера.

Он повернулся к моему шефу.

— Николай Степанович, вы не возражаете, если я побеседую с вашим сотрудником с глазу на глаз? Вам, я знаю, еще надо зайти к товарищу Орлову. Он вас ждет. У него есть несколько предложений по поводу предстоящего праздника. А мы пока здесь побеседуем.

— Так ведь…

— Да не переживайте вы так, — Серебренников улыбнулся одними уголками губ — Все будет хорошо. Идите.

Редактор кивнул, бросил на меня полный тревоги взгляд и нехотя вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Серебренников медленно прошелся к своему креслу, сел, сложил руки на столе и уставился на меня. Его взгляд был тяжелым.

— Ну что ж, Александр… Можно я буду так вас называть? Прочитал я ваши фантастические опусы. Занятно. Расскажите-ка мне о них подробнее. В частности, о последней истории. Про этот… «Блекпул». Признаться, удивила меня эта статья. Прочитал, и вот что-то засело внутри. Тревога какая-то, что ли.

— Андрей Борисович, а что рассказывать? Это же просто творческий вымысел. Попытка представить, к чему может привести халатность, — я тут же уточнил, — на Западе…

— Вымысел, — он растянул слово. — Очень детальный вымысел. Конструктивные недостатки реакторов, работа на низких мощностях, извлечение стержней… Эти термины, это никакая не фантастика, как вы говорите, а вполне научные определения. Откуда у вас, молодого человека, только что окончившего школу, такие глубокие познания в ядерной энергетике?

Мозг заработал на пределе. Нужно было найти простое, логичное объяснение.

— Я… я интересуюсь техникой, — начал я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Читаю журналы «Техника молодежи», «Наука и жизнь».

— «Техника молодежи» говоришь? — усмехнулся собеседник. — А про РБМК-1000 тоже там написано было? Слабо верится.

— Придумал, — тут же сымпровизировал я. — Сокращение такое, реактор большой мощности канальный… А тысячу в конце… да так, для красивости добавил. Чтобы звучало солидно.

Серебренников молчал, не отрывая от меня проницательного взгляда. Казалось, он видел меня насквозь.

— РБМК, — наконец произнес он тихо. — Реактор большой мощности канальный… ведь не только в вашей фантастической статье есть такие. Но и у нас имеются. Вы знаете, где стоят такие реакторы?

Я покачал головой, делая вид, что не знаю.

— На Ленинградской АЭС, например. Я сам, — он сделал паузу, — несколько лет курировал пуск и первые годы работы ЛАЭС, пока меня сюда не перевели. Так что ваша «фантазия» меня, скажем так, крайне заинтересовала.

Внутри у меня все оборвалось. Вот он, полный провал. Я попался. Мои знания не имели права существовать в голове простого советского парня в 1983 году. Надо было завуалировать более глубоко.

— Андрей Борисович, я… — я начал и замолк, понимая, что любое оправдание будет звучать жалко и неубедительно.

Но он неожиданно поднял руку, останавливая меня.

— Успокойтесь. Я не собираюсь вас арестовывать. Пока. Ваша статья… она произвела на меня странное впечатление, как я уже говорил. Слишком много совпадений с реальными проблемами, о которых знает очень узкий круг специалистов. Слишком много деталей. Вы либо гениальный провидец, либо… — он не договорил, но смысл был ясен. «Либо у вас есть доступ к информации, которой у вас быть не должно.»

Он облокотился на спинку кресла, его взгляд стал задумчивым. Кажется, он готов был поверить в первый вариант объяснения, потому что наличие такой секретной информации у восемнадцатилетнего подростка выглядело еще более фантастичным.

Но нужно было срочно поворачивать ситуацию в другую сторону.

Я сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями. Паника отступила, уступив место холодной, почти журналистской собранности.

— Андрей Борисович, — начал я, решив взять быка за рога. — Вы абсолютно правы, статья является фантастикой. Но, если позволите, я бы хотел пояснить свою позицию.

Секретарь обкома чуть заметно приподнял бровь, давая понять, что слушает.

— Все эти совпадения, это по сути своей ерунда. Важно другое. Я убежден, что у настоящей, качественной фантастики в нашем обществе должно быть две главные функции. Первая, исследовательская. Не просто развлекать, а заставлять мысль работать, наталкивать инженеров, ученых, да и просто читателей на новые идеи, будить воображение, показывать горизонты, к которым можно и нужно стремиться.

Я сделал небольшую паузу, оценивая его реакцию. Он не перебивал, внимательно слушая.

— А вторая функция, предупредительная, — я сделал небольшую паузу, чтобы набрать в грудь побольше воздуха. — Это своего рода мысленный эксперимент. Не дожидаясь реальной катастрофы, смоделировать её на бумаге. Показать, к каким непоправимым последствиям может привести разрыв между технологическим могуществом и человеческим фактором, халатностью, самоуверенностью, слепым соблюдением инструкций без понимания сути процессов. Моя статья именно такая попытка. Не описать реальность, а предупредить о потенциальной опасности, заставить задуматься о цене ошибки. Чтобы, столкнувшись с чем-то подобным в