Другая жизнь. Назад в СССР-5 - Михаил Васильевич Шелест
— Мае, йоко, маваси. Все можно бить низко. Очень эффективные удары. С подшагом в колено, а потом двоечка.
Он дёрнул ногой в мою сторону. Я отблокировал подъёмом колена. Он пробил двойку. Я машинально отработал блоки кистью одной руки: суто и учи ребром ладони по мышцам.
— Больно, млять! — отдёрнул он руки. — Как у тебя так быстро получается? Или я медленно бью?
— Хороший у вас удар. Просто я быстрее реагирую.
— А ну, я троечку, — сказал он и выдал серию: левый, правый, левый. Последний левый даже быстрее чем первый, правый был короткой обманкой. Пэтому, я принял его третий удар правой рукой и ответил одновременно с блоком своей левой ему в бороду. Наметил, да. А потом провёл свою любимую серию: корпус, печень, апперкот в бороду. Всё с блокировками свободной рукой.
— Ты как-то по-другому стал работать. Или мы давно с тобой не спарринговали?
— Давненько да.
— Ты сейчас, как Коля Дёмин работаешь. У него же вин-чунь, да? Вроде как. Брюс Ли…
— В бою не до длинных форм. Классика каратэ — это школа. База, так сказать. Бой — совсем другое. Другие скорости. Другие положения тела. Винь-чунь ближе к реальному бою, но не даёт тренировки мощного удара. А Шотокан показывает, как правильно работать всем телом.
— Ну, ты становишься настоящим мастером.
— Скажете тоже, — «заскромничал» я.
Мне не казалось, что моя техника, вернее, — техника этого тела, достигла хотя бы той степени мастерства, которое было в том мире. Ну ничего-ничего…
Такие же фамилии мне дали все судовые службы. Плотник не торопился с подрамниками, так как я его об этом попросил. Мы с Володей были в приятельских отношениях. Он вёл себя немного странновато, но парнем был простым и добрым.
Свою вторую ночь в этом мире практически полностью провёл на волейбольной площадке, отрабатывая комплекс за комплексом, связку за связкой, подход за подходом на отжимание, на приседание, на прыжки со скакалкой, на разбивание изогнутых бочоночных досок — клёпок. Очень крепкие они были, и две разбить у меня никак не получалось. Вот тебе и мастер… Но и хорошо! Есть куда расти «над собой».
На следующий день я тоже мягко и технично, как колобок, ушёл, хе-хе, от Натальи. Глядя на неё, у меня создавалось такое впечатление, что она точно намеревалась меня присвоить. Создать конфликтную ситуацию, развести меня с женой и женить на себе. Такие события были вполне вероятны, потому что я чувствовал, что начинал к ней привыкать. И к морям привыкать. Удобно, чо… На работу добираться на общественном транспорте не надо. Кормят, обстирывают, и красивая женщина под боком. Очень удобно. Ещё несколько месяцев и я бы конкретно залип.
И «здешний» я это почувствовал. Почувствовал и решил бежать «без оглядки» из этих «райских кущей», не желая вкушать плодов древа познания добра и зла. А может быть, наоборот, вкусив и осознав глубину своего падения? Не знаю. Только в «ночь перед рождеством» настроение у меня было мерзопакостнейшее.
Однако, подготовка к событию шла полным ходом и это как-то отвлекало меня от смурных мыслей. В попавший в прилов осьминог, достался нам и Мостовой им занимался самостоятельно, отбивая его и жаря с луком. Мы с Лёхой-фаршевиком хорошенечко отжали, очистили и замесили фарш, заморозив и отложив партию «для себя». Ну и для котлет с лучком и свининкой замесили с Паниным, да нажарили их от души. Штук сто, наверное.
Часть нашего цеха была отгорожена пустыми противнями, уложенными стопками, и там у нас стояла самодельная электрическая печь, собранная из огнеупорных кирпичей и нихромовой спирали. Вт там мы и «пи*допарили», как выражался Мостовой. Он был великий искусник составлять сложные и оригинальные словоформы. В основном матерные.
Часам к четырём в принципе всё было готово к торжеству и мы решили испить кофею, а для этого надо было вскипятить воды. А банку мы для чего-то приспособили.
— Принеси, Михал Василич, баночку. Знаю у тебя есть.
— Одномоментно, Сергей Викторович.
Моё чувство благодарности и к Сергею, и к Виктору, не имело границ и я, переполненный благодатью, рванул по трапу в каюту. Сергеича в каюте не оказалось. Он, в последнее время, ночевал у «своей» жены. Открыв холодильник и достав банку с холодной водой, я вылил её, чтобы не нести и не пролить случайно. Вылил в раковину и почувствовал аромат самогона. Понюхал банку. Точно «он». C₂H₅OH, млять.
— Это пи*дец, — сказал я мысленно. — Они меня не поймут.
Я представлял как я сейчас скажу, что вылил в раковину три литра самогона и их лица. Сука! И ведь помнил же эту историю из своих прежних жизней! Сука! И вдруг, как сквозняком выдуло! Бесы! Бесы вокруг!
— Э-э-э… Я вылил в раковину самогон, — сказал я вздыхая.
Мостовой добро улыбнулся.
— Не шути так, Михал Васильевич, — пробасил Мостовой и режукторные звёздочки, висяшие на проволоке, звякнули, резонируя.
Его улыбка походила на улыбку белой акулы. Последнее, что видит в своей жизни дайвер.
— Вот, понюхай, — я протянул банку.
Мостовой сунул в неё нос и поднял на меня быстро-быстро моргающие глаза. Я пожал плечами.
— Думал, что вода, а это «он».
Виктор тоже понюхал и так жалостливо посмотрел на меня, что я чуть не расплакался.
— Пи*дец! — сказал он.
— Надо найти, Василич! — спокойно проговорил Мостовой.
— Где? — вздохнул я. — Ночь, магазины закрыты.
Мостовой тоже вздохнул.
— К штурманам иди, пусть по флоту клич кинут. Ножи продадим.
— Логично, — согласился я и скачками понёсся на мостик, моля бога, чтобы старпом спал. Бог услышал мольбу страждущего. Без этих трёх литров получалось в обрез. А что это за праздник, когда приходится считатть каждую каплю выпивки.
Четвёртый помощник удивился, но тему просёк моментально и, взяв телефон рации. Всем-всем по добытчикам. Первые в очереди те, у кого на борту имеется огненная вода. Повторяю! С огненной водой прошу сразу к борту.
Я продал два своих ножа, получив за них ящик водки. За один нож шесть бутылок не отдавали. Да и хрен с ними. Ещё сделаю.
Праздновали, отдохнувши, после обеда. И отметили день рождения хорошо. Не громко играл магнитофон, гости расселись, кто где смог. Было тесновато, но не до жиру, как говорится. Да и на вахту нужно
