Господин Тарановский - Дмитрий Шимохин
— Ящики вон там, у вала, — кивнул Софрон. — Живо, ребята!
Пока люди тенями скользили во тьму, я остался один на один с этими чудовищами. Времени было в обрез, но что-то заставило меня снова подойти к ближайшему орудию. Я зажег закрытый фонарь. Узкий луч выхватил из мрака идеальную, выверенную геометрию машины для убийства. Вот он, винтовой затвор, сердце орудия. Рядом, у лафета, валялись принадлежности — мохнатый банник, досылатель, какие-то клещи, ведро для воды… и прикрытый куском брезента ящик.
Рука сама потянулась к нему. Отбросив грубую ткань, я посветил внутрь. В его нутре, лежали огромные, в локоть длиной, стальные воротки и гаечные ключи, выкованные специально для этого механизма. Ух ты… все интереснее и интереснее. И что же это за инструмент? Давай-ка примеримся!
Пальцы сомкнулись на рукояти самого большого воротка.
Подойдя к казеннику ближайшего орудия, я примерил вороток к центральному узлу, крепившему рукоять затвора. Подошел! Навалился всем телом, чувствуя, как напрягаются жилы. Металл протестующе, натужно скрипнул, и гайка, с резким, злым щелчком, поддалась. Одна. Другая. Третья… Через три минуты лихорадочной, беззвучной работы рукоять затвора — ключ к движению всего механизма мощнейшего орудийного замка — лежал у моих ног. На месте, где он был, теперь зияло лишь пустое гнездо с резьбой.
Все. Пушка ослепла и онемела. Затвор ее остался внутри, — он слишком тяжел, чтобы вынуть его целиком. Но без рукоятки его никто не сможет ни повернуть, ин открыть, ни закрыть.
Вот так. Попробуйте-ка теперь открыть затвор, ребята! А вот дудки! Для каждой хитрой гайки в этом мире есть свой, не менее хитрый ключ. Но если его нет — пиши пропало.
Из темноты донесся приглушенный стук. Вернулся Софрон. Его люди осторожно ставили на землю бочонок с порохом.
— Ну что, Курила, заряжаем?
Не ответив ему, я просто показал на лежащую на земле рукоятку.
— Погоди. Поступим проще. Не обязательно ничего подрывать. Достаточно снять вот эти детали.
— А зачем? — не понял Софрон. — Чего с ними ковыряться-то? Бахнуть, и вся недолга!
Ухмыльнувшись, я провел рукой по холодному, безупречно гладкому металлу.
— Жалко, — выдохнул я. — Произведение искусства. Таких, может, и в целом Китае больше нет.
— Искусство, оно, конечно, да. Только вот по нам оно слишком шибко стреляет, — пробурчал Софрон. — Так что, может, подорвем все-таки? Чтоб, значит, уж наверняка!
— Погоди, — я еще раз показал ему на казенную часть, вглядываясь в сложное устройство винтового затвора.
— Смотри… чтобы его провернуть, нужна вот эта рукоять. А если ее нет — то она и стрелять не сможет. А если мы сумеем прогнать цинов, возможно, что пушечки эти попадут в наши руки или окажутся трофеем. Тогда мы вернем рукояти на место, и — вуаля — у нас в руках четыре мощнейших осадных орудия. Как знать, где они пригодятся!
Софрон недоверчиво рассматривал лежавшую у него под ногами рукоять затвора.
— И что… всё? — недоверчиво спросил он. — Без этой хреновины оно не повернется?
— Не повернется. И не откроется. И не выстрелит, — я усмехнулся. Пушка была жива, но парализована. Навечно.
В этот момент из темноты показался Лян Фу.
— Мы нашли пороховой склад, — часть обоза, где цины хранят порох и снаряды.
Я посмотрел на беспомощного стального гиганта, потом — в сторону, где теперь находились вражеские запасы пороха. И хищно улыбнулся.
— А вот теперь, Софрон… давай-ка все-таки бахнем!
— Это мы могем, — начал потирать руки он.
— В общем, Софрон, давай так! Заминировать все пороховые ящики и погреба. Все до единого! Ставьте заряды, тяните шнуры. Но, — я поднял палец, — сделайте фитили длинными. Так, чтобы у нас было минут десять, не меньше, на отход. Хочу смотреть на этот фейерверк с безопасного расстояния!
Софрон молча кивнул и отдал короткий приказ своим людям.
— Лян Фу! — шепотом позвал я.
Лидер китайцев тут же оказался рядом.
— Зарядные ящики под охраной?
Китаец молча кивнул.
— Тогда, твои люди должны снять ее. Действуйте тихо. Захватите повозки с порохом и ждите. А ты, Софрон — заминируешь их.
Лян Фу коротко кивнул, и его арбалетчики беззвучно растаяли во тьме.
Охрана у складов была небрежной, сонной.
На ровной площадке, в нескольких сотнях шагов от орудий, под маскировочными навесами из веток и травы, стояли рядами тяжелые, крытые брезентом повозки. Зарядные ящики на колесах. Полевой «пороховой парк». И у каждой повозки — по дремлющему часовому.
Снова та же бесшумная, страшная работа. Тень метнулась из тени. Короткий всхлип, будто лопнула струна. Тело мешком осело на землю.
Я подошел к головной повозке. Двое моих бойцов поддели ломами тяжелый засов. Раздался глухой, протестующий треск, и массивные задние створки распахнулись. Изнутри пахнуло: сухой древесиной, селитрой и машинной смазкой.
Внутри, в специальных, обитых войлоком гнездах, лежали сотни остроконечных, лоснящихся от смазки снарядов. Каждый — само совершенство, с толстой свинцовой «рубашкой» тускло поблескивавшей в неверном светел луны. Я сразу понял — такие боеприпасы уникальны. Их нельзя выточить на коленке.
— Прекрасно, это то, что надо! — сообщил я Софрону. — Взорвать. Все. До последнего снаряда!
Сразу же пошла работа — тихая, беззвучная. Пока китайцы и нанайцы рассыпались по сторонам, держа подходы, русские каторжане и казаки вскрывали повозку за повозкой, закладывая внутрь мешки с порохом. Несколько бочек выкатили и поставили между повозками, чтобы взрывная волна наверняка охватила все. Софрон, давно уже постигший на наших приисках взрывную науку сноровисто плел свою паутину. Тонкая, черная нить бикфордова шнура змеилась от фугаса к фугасу, соединяя зарядные ящики в единый, дышащий смертью организм. Воздух звенел от напряжения.
Я наблюдал за работой, и в душе росло холодное удовлетворение. Скоро китайцам придется испытать крайне неприятное пробуждение!
Однако, стоило поднять взгляд на черный силуэт горы, нависший над нами, и удовлетворение тут же сменилось тревогой. Там, наверху, в «Орлином гнезде», нас ждали еще две маленькие, но злобные проблемы.
«Но что делать с этими чертовыми четырехфунтовками?» — мозг лихорадочно искал решение. — «Когда начнется штурм, они смогут безнаказанно поливать нас картечью с высоты. Превратят весь склон в мясорубку».
Атаковать их в лоб, снизу вверх, — самоубийство. Там крутой обрыв, никак
