ИГОРЬ ВЕЩИЙ. Чертежи для княжества - Алексей Рассказов
Игорь обернулся, глядя на Ратибора. Парень лежал неподвижно, его лицо в сером свете зари казалось восковым, почти неживым. Подошёл и снова опустился на колени, положив руку на его холодный, влажный от пота лоб.
И в этот самый момент, будто в ответ на его прикосновение, Ратибор пошевелился. Слабый, едва заметный стон вырвался из его пересохших губ. Веки дрогнули и медленно, с невероятным усилием, приподнялись. Глаза, мутные от невыносимой боли и лихорадки, с трудом сфокусировались на лице Игоря.
Он смотрел несколько секунд, словно не узнавая, продираясь сквозь туман беспамятства. Потом в его потухшем взгляде мелькнула слабая, но живая искра сознания и узнавания. Он попытался что-то сказать, но вместо слов получился лишь хриплый, беззвучный выдох. Он сглотнул, собрался с силами, и прошептал, едва слышно, но абсолютно ясно, вкладывая в эти слова остаток своей воли:
— Учитель… мы… выжили?
Эти три простых слова прозвучали для Игоря громче любого порохового взрыва. В них не было ни страха, ни отчаяния, ни жалобы. В них была простая, чистая вера. Вера в него, Игоря. В то, что они вместе, что они — одно целое, что они — «мы».
Игорь замер, глядя в эти преданные, полные боли и доверия глаза. И всё вдруг, с пугающей и освобождающей ясностью, встало на свои места. Соблазнительные, пафосные картины личной власти и величия рассыпались в прах, как карточный домик. Он видел перед собой не безликую массу «подданных», которой можно было бы править железной рукой. Он видел Ратибора, своего первого и самого верного ученика. Видел Булата, с его упрямой, честной преданностью ремеслу. Хергирра, с его грубой, но прямой воинской честью. Даже самого Рёрика, с его холодным, но по-своему государственным умом. Он видел лица женщин, стариков, детей Гнезда — всех, кто смотрел на него не как на повелителя, а как на защитника и надежду.
Он не мог стать для них тираном. Потому что они перестали быть для него безликим «ими». Они стали «нами». Он врос в эту землю корнями боли, потерь и общей судьбы. Он был в ответе за них. За Ратибора, который верил в него беззаветно. За того молодого кузнеца, погибшего с молотом в руках. За всех, кто смотрел на него с надеждой, а не со страхом.
Игорь уже не мог думать только о себе, о своем выживании и комфорте. Его личное, эгоистичное выживание закончилось в тот самый миг, когда он принял первое решение в этом мире, когда впервые назвал Ратибора учеником. Теперь у него была ответственность. Страшная, неподъемная, но его.
Медленно кивнул. Голос его дрогнул от нахлынувших чувств, но он заставил себя говорить твёрдо и спокойно, глядя прямо в глаза юноше:
— Да, Ратибор. Мы выжили. Отдохни теперь.
Он сделал свой выбор. Не ради призрачного величия, не ради личной власти. Ради того, чтобы в следующий раз на вопрос «Мы выжили?» можно было ответить «Да» с ещё большей уверенностью. И чтобы за это короткое, простое слово «да» не приходилось платить такой невыносимо страшной, неподъемной ценой. Ценой, которую он отныне будет нести на своих плечах до конца своих дней.
Глава 21. Прощание с призраком
Утро в Гнезде начиналось с привычного гула — стук топоров, мычание скота, перебранка на торгу. Но сквозь этот шум пробивался новый, непривычный звук — ровные, тяжелые шаги. Не беготня, не суета. Шагали двое. Шли они не спеша, обходя погорелые участки, заглядывая в переулки. Один — молодой, с перевязанной грудью, но с прямым, как древко копья, станом. Другой — постарше, с лицом, продубленным ветрами и горем, с секирой за спиной. На грубаных шерстяных плащах у обоих был нашит один и тот же знак — красная окружность с вписанным внутрь топором и колосом. Знак Городской Стражи.
Идея родилась у Игоря той ночью, когда он не спал, сидя у постели Ратибора. Он слушал крики пьяных гуляк, ссоры соседей из-за отстроенного забора, плач женщины, у которой в суматохе битвы украли последнюю овцу. Победа над хазарами не отменила повседневного хаоса. Племенная вольница, усобицы, право сильного — всё это гнездилось здесь, в этих кривых улочках, подрывая устои грядущего государства вернее, чем любая вражеская дружина.
«Порядок, — думал Игорь, глядя на потолок. — Не тот, что спускают сверху указы, а тот, что живет снизу. Как канализация. Её не видно, но без неё город тонет в грязи».
Он пришел к Рёрику на рассвете, застав его за завтраком — грубой ячменной лепешкой и холодной дичью.
— Стража, — сказал Игорь без предисловий, садясь на лавку. — Не твоя дружина. Городская.
Рёрик перестал жевать, уставившись на него.
— Мои воины не будут бегать по свалкам, разнимая пьяных, — отрезал он.
— Я и не прошу твоих воинов. Я прошу твоего разрешения и твоего имени. И горсти серебра на первые жалованья.
Он разложил на столе свой черновик — угольный набросок на куске бересты.
— Смотри. Берем ветеранов. Тех, кто получил увечья в последней сече. Хромого Свенельда, например. Или того парня с перебитой рукой, что метко стрелял со стены. Они не годятся в строй, но глаза и голова на месте. Чувство долга — есть. Даем им не оружие для нападения, а знак власти. И полномочия.
— Какие полномочия? — Рёрик отложил лепешку, его интерес был подстегнут.
— Останавливать драку. Задерживать вора на месте преступления. Рассудить соседей в мелкой ссоре, пока она не переросла в кровную месть. Их слово — не закон. Их слово — это довод до тебя, до княжеского суда. Они — твои глаза и уши на улицах. Твоя длинная рука, которая достает туда, куда дружине лезть не с руки.
Рёрик долго молчал, водил пальцем по схематичным фигуркам на бересте.
— Народ не примет. Скажут — новая дань, новые поборы.
— Поэтому они будут на жалованье. От тебя. Им не нужно будет брать взятки, чтобы прокормиться. Их авторитет — это твой авторитет. А их задача — следить, чтобы сильный не притеснял слабого. По крайней мере, открыто.
Лицо конунга оставалось непроницаемым, но Игорь видел, как в его глазах загорелся тот самый огонь государственника, который видел дальше сиюминутной выгоды.
— Красный круг… почему?
— Круг — это единство. Топор — сила и закон. Колос — благополучие и мир. Чтобы все понимали: их сила — для мира, а не для войны.
Рёрик медленно кивнул.
— Будет по-твоему. Испытаем. Выбери людей. Но помни, — его взгляд стал жестким, — если твоя «стража» начнет творить беспредел, отвечать будешь ты. Головой.
***
