Кубинец - Алексей Викторович Вязовский

Из дезинфекции — один лизол. Сюда бы хлорной извести, с ней попроще работать. Скажу Ортеге, пусть запишет. Сейчас его золотой час — под угрозой расползания инфекции можно требовать что угодно.

Ну а мне — закатать рукава, натянуть перчатки, и разгребать эти авгиевы конюшни. Да уж, карьера моя прёт вверх с неимоверной скоростью.

Первым делом — надо еще воды, поить всех, кто способен. Да, внутривенные вливания лучше, но тут партизанский отряд, у нас ничего нет. А я пока обработаю ведра, которые здесь вместо суден, оботру лежачих. Покормить их больные смогут. Поменять постель, если есть, грязную обеззаразить и в стирку. А первым делом — проветрить, а то я и сам тут лягу очень скоро.

Работы хватило с избытком. Ортега, кстати, тоже не загорал — впахивал рядом. Тут бы еще троих в помощь, лишними бы не были. К вечеру я понял, что ничего не ел, даже голова кружиться начала. Или это от лизола и вдыхания последствий дизентерии.

К ночи умер еще один больной, и мы вынесли его на улицу, прикрыв холстиной. Как сказал Ортега, похоронами занимаются другие. Ну хоть могилы копать не надо, и на том слава богу. А то грунт кругом совсем не песчаный.

Накормил нас Сантьяго — притащил котелок с горячей похлебкой и лепешки.

— Спасибо, Яго, — сказал я, быстро обмывая руки. — За такое обслуживание большое тебе спасибо!

— Смотрю, ты пропал. Узнал, что с Ортегой. Он же сумасшедший, — засмеялся Яго, хлопнув ветеринара по плечу. — Сам не ест и про других не вспоминает. Да, Карлос?

Медик что-то буркнул, не прекращая работать ложкой.

Всё хорошо, вот только после еды вставать не хотелось. Так бы и остался сидеть на камушке. Ортега посмотрел на это, и принял волевое решение:

— Всё, Луис, спасибо. Ты помог очень сильно. Иди, отдыхай, я ночью подежурю. Хотя растворы кончились, что сделаешь? Завтра приходи, продолжим.

Глава 21

Четыре дня, десять новых заболевших и пять умерших спустя привезли лекарства. Не всё по заказу, но в коробке был и пенициллин, и эметин. А так как лаборанта с микроскопом так и не появилось, то начали мы колоть и то, и другой вместе всем подряд. И помогло! Очень быстро, кстати. Буквально за первые сутки перестали температурить все, даже те, кто лежал в «черном углу», как прозвали сами больные место, в которое мы собирали дышавших на ладан. И стул нормализовался. По большому счету осталось только откормить всех, и закрывать инфекционный блок за ненадобностью. И даже Рене Вайехо, настоящий врач, а заодно порученец Фиделя, когда появился в лагере, все наши действия одобрил и сказал, что сам бы делал то же самое.

Ортега меня отпустил, так и сказал: «Отдохни. Только спрячься подальше, у нас тут если кого увидят без дела, сразу припрягут». Так что я сходил на кухню, поел, и залег в солдатскую палатку медблока. Уж там меня точно никто не найдет.

Минут пятнадцать я предавался бесплодным мечтаниям — думал о судьбе Люсии и аптеки. Наверняка ей пришлось закрыться, вряд ли она справится там одна. Или работает всего несколько часов в день. Эх, сейчас бы в Гавану… Вдруг вспомнил мулатку, умывающуюся над тазом в чулане, как мелькнула ее мокрая грудь, когда я случайно зашел… А я тут, вдыхаю ароматы лизола и выгребной ямы, в горах.

— Ага, вот и ты, — раздался голос у входа в палатку. — Так и думал, что здесь спрячешься.

— Привет, Мануэль, — буркнул я.

Барба Роха приходил каждый день. Так, узнать о состоянии дел. Но сейчас наверняка ему надо что-то другое. Что ситуация со вспышкой инфекции переломилась, уже знали все. О хорошем стараются сообщить быстро.

— Пойдем, поговорим, — разведчик вроде и не заметил, что я ответил с неохотой.

Мы пошли куда-то за северную окраину лагеря. Здесь я еще не был. Хотя легче сказать, где был — на кухне, в медблоке, да в штабной палатке. И еще у аргентинского психа. Пиньейро молчал, шёл впереди. Только метров через триста, зайдя за поворот скалы, остановился, вдруг вытащил пистолет и протянул мне.

— Знаком?

— Откуда? Только в кино видел. Ты забыл? Я — помощник аптекаря из трущоб. У нас там могут на кулачках подраться, ножом пырнуть, а стрелять — не из чего. Один патрон стоит как каравай хлеба. Угадай, что выберут местные?

— Ничего, сейчас научу. Ничего сложного. Смотри, держишь в правой руке, целишься… Давай, поднимай, поддерживай левой, наводи ствол на тот белый камень… Давай еще раз…

Выстрелить он мне дал минут через двадцать. В камень я не попал — зажмурился перед тем как нажал спусковой крючок. Зато звук показался очень громким.

— Ещё! Глаза открой! Ну вот, получилось. Ладно, давай присядем, — похлопал Барба Роха по камню.

Что-то сейчас будет, сто процентов. С чего бы ближнику Фиделя водить заниматься стрельбой простого пацана?

— Расскажи о случае у банка, — попросил Пиньейро. — Всё, что вспомнишь. Давай.

Повествование заняло неожиданно много времени. Мануэль выуживал из меня всё новые подробности, вплоть до детального описания внешности полицейских и кто ставил на место запаску, спрашивал моё мнение об организации налёта. Тут я сразу замкнулся. Отнекивался, что не специалист, в детали не посвящен, и прочее.

— Помнишь, я говорил, что буду привлекать тебя к своим делам?

— Ну было такое…

— Я от своих слов не отказываюсь. Я на тебя только один раз глянул, и понял — наш человек. Взгляд у тебя, будто ты уже лет пятьдесят прожил. Цепкий. Есть мечта? — без паузы спросил он. — Такая, на всю жизнь. Чтобы можно спокойно умереть можно, когда осуществится?

— Есть.

— Расскажешь?

— Пока нет. А то может не сбыться.

* * *

Стрелять я худо-бедно научился. Барба Роха даже перестал недовольно морщиться. Через неделю он счел меня пригодным к дальнейшей жизни и подарил «Кольт 1911», старый, с потертыми щёчками, с пролысинами на воронении, но еще живой. Ну, так Мануэль сказал. Для такого стрелка, как я, вполне сойдёт. Я взвесил пистолет на ладони — тяжёлый, гад. И тут же понял, что держу в руках не игрушку.

Барба Роха умудрялся быть везде. Мог минуту назад сиять своей мальчишеской улыбкой и рассказывать анекдот, а через миг — уже разговаривал с Фиделем, и