Сирийский рубеж 4 - Михаил Дорин
— И меня удивляет, где корабли ливийцев⁈ — возмутился Карим, выглядывая за центральный пульт вниз, осматривая водную поверхность через нижние блистеры остекления кабины.
Не прошло и минуты, как перед нами начали появляться обломки самолёта. На водной глади были видны следы топлива, а чуть дальше и наш «объект».
Солнце било в глаза, пот тёк по вискам. Белые барашки пены и синяя пустота, в которой американец виден оранжево-серым пятном на воде.
— Зависаем. Карим и Кеша, забираете его, — громко сказал я по внутренней связи.
Под нами болтался маленький надувной плот, цепляющийся за волны. Фигура в нём не двигалась, а лежала неподвижно.
— Саныч, я не смогу за ним спуститься. Работаем как в прошлый раз? — спросил меня Карим по внутренней связи из грузовой кабины.
— Да. Страхуйся и направляй меня.
Мы пошли снижаться. Сердце забилось сильнее, а руки почувствовали напряжение от миллиметровой работы органами управления.
— Ушёл влево, вправо два! Ещё! Стоп! Опять двигаешься… Не уходи вперёд! — перекрикивал шум Карим, давая мне непрерывные команды.
И не одной мысли, что мы сейчас нарушаем Инструкцию экипажу. Батыров бы меня уже «на верёвки» порезал.
Стёкла начинает заливать брызгами морской воды.
— Ещё немного! Колесом коснулся. Завис! — подсказал мне Карим.
Вот сейчас всё. Но как же сложно! В голове только мысли — завис, не двигайся, держи.
Внешний мир сузился до размера кабины вертолёта. Кажется, что я только слышу гул работы двигателя и смотрю перед собой. Но это было не так.
— 907-й, вам зона ожидания над городом. Повторяю, над городом. Над заливом работает ПВО, — услышал я информацию от руководителя полётами.
Ну вот сейчас всё брошу и улечу. А тем временем в грузовой кабине, как будто что-то рухнуло. Да так, что я почувствовал на ручке управления дополнительное волнение.
— 907-й, ответь Тобруку! — продолжал меня вызывать руководитель полётами, но мне сейчас было не до него.
Несколько секунд, и я услышал долгожданную команду:
— На борту! Взлетаем, — буквально крикнул Карим.
Давно я с такой радостью не поднимал рычаг шаг-газ. Только мы отошли от воды, как я услышал хлопок двери в грузовой кабине.
И тут в эфире вновь прозвучал голос нашего лётчика.
— Тарелочка, 321-й, меня союзники облучают, — громко докладывал он на борт Як-44.
Судя по голосу, он сейчас маневрировал из последних сил.
— Подтвердил. Они включились, — спокойно доложил тот самый ОБУшник с борта самолёта радиолокационного дозора и наведения.
— Так выключи их! — крикнул кто-то в эфир.
Прекратив набор, я вышел на связь с Тобруком.
— 907-й, пассажир у меня. Отставить пуски! Там наш экипаж, — громко сказал я в эфир, но мне уже было поздно отвечать.
— Слева, Саныч! — крикнул Кеша, который вошёл в этот момент в кабину.
От неожиданности я отклонил ручку управления, будто уклоняясь от выпущенной в нас ракеты. Но пуск был и не самый слабый.
Воздух расчертили спутные следы от ракет С-200. Три смертоносных средства поражения стартовали со своих позиций в направлении моря из района Бенгази и окрестностей Тобрука.
— Они ж и нашего собьют… — произнёс Кеша.
Ждать в зоне ожидания нельзя. Снизившись к самой земле, мы летели на предельно малой высоте в направлении залива.
Над морем было видно, как ракеты начали маневрировать, следуя за своими целями. И радиообмен это только подтверждал.
— Пуски в вашу сторону. Азимут… азимут… Дальность 30, — заговорился оператор.
В эфире продолжались доклады от 321-го. Парень продолжал бороться с ракетами ливийцев. То и дело было слышно его тяжёлое дыхание.
— Уходить… нельзя, — произнёс я, вновь развернув вертолёт над морем.
— Саныч, мы ж не знаем куда лететь, — сказал по внутренней связи Кеша.
— Ракеты видишь? Вот туда.
Позади вновь осталась береговая линия. Чем ближе будем к району боя, тем лучше…
— Пожар левого двигателя! Отказ генератора левого двигателя, — заговорила «печально известная» РИта.
— 321-й, пожар… попали… катапультируюсь, — докладывал лётчик в эфир.
И вновь в эфире тишина. Только гул двигателей, слепящее солнце и водная гладь. Я и Кеша быстро посмотрели по сторонам и не нашли падающего самолёта.
Плохие мысли пока что от себя решил отогнать.
— Тарелочка, я 907-й поисковый, выведи меня в район их полёта, — прорвался я в эфир.
— Эм… 907-й, — не понял оператор.
— Координаты дай ему! — вновь крикнул кто-то в эфир.
Но оператор молчал. Что тут думать, если он наблюдал на своём индикаторе в последний раз метку от самолёта.
— От Тобрука азимут 10, дальность 60, — сообщил оператор.
Кеша моментально выдал мне курс в направлении предполагаемой точки приводнения нашего парня. Нам лететь до него не так уж и далеко.
Ручку управления я отклонил сильнее, чтобы ускориться, но быстрее чем 230 км/ч не получится. Встречный ветер не позволял держать большую путевую скорость.
— Нам ещё 7 минут до точки, Саныч. Мы можем…
— Нет, можем, — перебил я Кешу, смахивая пот со лба.
Я бегал глазами по горизонту, чтобы отыскать хоть какие-то следы. От солнца постоянно слепило глаза, а руки уже начали уставать. Кеша перехватил управление на пару минут, чтобы я смог размять руки и ноги.
Тут вошёл и Карим.
— Саныч, гость связан и больше не быкует, — доложил Карим.
— А не развяжется? — спросил Кеша.
— У меня нет. Вот пистолет и его ножи. Запасливый, — показал мне Сабитович оружие американца.
Немного переведя дух, я вновь взял управление. Оставалась минута до выхода в район, где предположительно и приводнился наш лётчик. Но никаких следов.
— Справа вижу обломок, — произнёс Кеша.
Я отвернул вправо и увидел консоль крыла с красной звездой. Значит мы на правильном пути. И мы тут были не одни.
— 907-й, Тарелочке, вы в 4 километрах от точки, — вышел с нами на связь оператор Як-44.
Под нами показались ещё несколько частей самолёта. Похоже на обломки киля. Даже какие-то цифры можно различить.
— А вот и коллеги, — указал я влево.
На горизонте показался вертолёт американцев в белой окраске. Судя по силуэту это «старичок» SH-3 Си Кинг. И он прямо сейчас кружил в паре километров от нас.
— Своего забирают. Никак иначе, — прицокнул Кеша.
Я отвернул голову от американского вертолёта, и тут
