Ложная девятка. Том седьмой - Аристарх Риддер
Жаль, конечно, но это жизнь.
* * *
Советские чиновники без меня провели черновые переговоры с господином Нуньесом по моему контракту. Сумма, которая фигурировала, мне очень понравилась. Три миллиона фунтов стерлингов в год звучат шикарно.
Вот только эти три миллиона распределялись паршивым образом. Товарищ Семенов, которого мне представили как председателя новой для советского спорта организации «Совинтерспорт», захотел их так распределить: из всей этой замечательной суммы лично мне полагалось тридцать тысяч фунтов в год. Две с половиной тысячи в месяц.
Вот тебе слава, куча денег, бери и ни в чем себе не отказывай.
Если сравнивать с тем, сколько получают футболисты в Советском Союзе, это действительно куча денег. Даже по официальному курсу получится 5750 рублей, а по реальному — все пятнадцать. Да и для Запада 2500 фунтов — шикарная зарплата.
Но, ребятушки, какого черта если мой переход для «Барселоны» стоит двадцать миллионов? И каждый год она будет тратить три. А из них мне достаются всего тридцать тысяч в год?
Это не просто нечестно, это грабеж. Бог с ними, с теми двадцатью миллионами, но три миллиона превращаются в тридцать тысяч. Сказочная математика по-советски, Амаяк Акопян аплодирует стоя.
Я на это не согласился. Оказываться в ситуации Сашки Заварова, который в несбывшейся истории перешел в «Ювентус» и получал из многомиллионного контракта полторы тысячи в месяц, я не собирался.
Я не люблю ругаться матом и не считаю себя конфликтным человеком. Но товарища Семенова с его щедрым предложением я послал нахер. Именно так.
На все его увещевания, которые плавно перешли в угрозы, я ответил просто: пожалуйста, товарищ Семенов, хотите испортить мне жизнь и сделать так, чтобы я никогда никуда не перешел, остался в Советском Союзе играть? Делайте. Кто против? Я с удовольствием посмотрю, что у вас получится.
Но имейте в виду, что я сидеть сложа руки не буду. Поэтому прямо сейчас закройте дверь с обратной стороны и не портите здесь воздух.
На этом наш первый разговор с председателем свежеобразованного «Совинтерспорта» закончился.
Я поехал в Москву. Как только дверь за Семеновым закрылась, я отправился к Эдуарду Анатольевичу и честно рассказал, что происходит. Что мне нужно в Москву, в большие кабинеты.
Да, искать в таком деликатном вопросе помощи у сильных мира сего — идея не очень хорошая. В теории это может аукнуться в будущем. Но если на таких хамов нет другой управы, нужно использовать все имеющиеся рычаги.
Я прервал подготовку и полетел в Москву на прогулку по давно проторенной дорожке. Моссовет, Федерация футбола и прочее.
С точки зрения простого советского человека я, конечно, выглядел охреневшим мажором. Требовать себе миллион фунтов в год в качестве зарплаты — это сильно. Но я в корне не согласен с тем самым простым советским человеком.
Так что да, я требовал. Даже не пятьдесят процентов от того, что будет тратить «Барселона» на мой ежегодный оклад. Мне достаточно 33,3 процента. Миллиона в год.
Надо отдать должное моим собеседникам — мне пошли навстречу. Свой миллион я отстоял.
Вернулся я в Сочи в отличном настроении и с ним же вышел на первый предсезонный матч со «Спартаком». Гостем этой игры будет сеньор Нуньес. Он уже видел меня в деле десятки раз, но лишний раз показать ему класс не помешает.
Сочинская часть сборов оставила неоднозначное впечатление. Игры с соперниками получились интересные. Сама схема «Торпедо», наша стилистика и потенциал буквально кричали о том, что мы будем играть в атаку. И мы играли в атаку, забивали много, но и много пропускали. Даже сейчас, в товарищеских матчах, защита была не на высоте.
Когда перед линией из четырех защитников играют два опорных полузащитника с большим набором оборонительных навыков, сохранять ворота в неприкосновенности намного проще. А сейчас эти функции распределены между одиноким Добровольским — нечистым опорником типа Зеедорфа или Маттеуса — и Заваровым.
Именно Сашка должен был активнее всего опускаться вниз при обороне и помогать Игорю в опорной зоне. Здесь нам нужно было работать и работать — повышать защитные навыки Заварова без ущерба его атакующим качествам. Или придумать что-то еще.
Конечно, оставался вариант, при котором Протасов становится игроком ротации до момента, пока я не покину «Торпедо». Но как же привлекательно смотрелась идея уместить лучшие советские атакующие силы в рамках основного состава!
Так что работы было много. Вторая часть сборов, которую мы проведем во Франции и Испании, должна была постараться ответить на эти вопросы. Именно там, на полях Западной Европы, должно было родиться то «Торпедо», которое может выиграть Кубок чемпионов. В упряжке которого будут и лань, и боевой конь.
Что из этого получится, мы пока не знали. Но надежда, переходящая в уверенность, была.
Особенно приятно и удивительно во всем происходящем было то, что приглашение Воронина в «Торпедо», которое начиналось как помощь другу, превратилось в нечто большее. Без руки помощи, которую Стрельцов и Иванов протянули Воронину, тот, скорее всего, давно бы умер. А эта история превратилась в то, что Валерий Иванович стал не просто вторым тренером в родном клубе, а полноценным творцом многих успехов команды. За тактическую часть в этом тренерском дуэте отвечал как раз Воронин.
Мы отправились во Францию. Подготовка к старту нового сезона и к четвертьфиналу Кубка чемпионов вступила в завершающую стадию.
Глава 22
Гавр, город на севере Франции, знаменитый своим портом, встретил нас плотной пеленой тумана. Из-за нее были опасения, что наш чартерный Ту-154 не сможет приземлиться в местном аэропорту, и нам придется уходить на запасной — в данном случае это означало Париж.
Я смотрел в иллюминатор, пытаясь разглядеть землю сквозь молочно-белую пелену. Ничего не было видно. Самолет шел на снижение, но внизу — только туман.
— Сядем или в Париж полетим? — спросил Заваров, сидевший рядом.
— Капитан решит, — ответил я. — Хотя в Париже тоже неплохо было бы оказаться.
— Ага, а потом три часа на автобусе до Гавра, — хмыкнул Протасов из-за спины. — Нет уж, лучше здесь сядем.
Капитан справился. Самолет плавно снизился, коснулся полосы, пробежал положенное расстояние и развернулся к терминалу. Мы благополучно приземлились.
Выходя из самолета, я почувствовал влажный холодный воздух. Туман был таким плотным, что дальше пятидесяти
