Крестьянский король - Никифор Гойда
Пшеницу сыпали рядом, поплотнее. Пётр подбрасывал из мешка, Ульяна подправляла край, где проседало. Лёнька держал верёвку на другом конце и гордо не уступал взрослым. Я подошёл, поправил ему хват, он усмехнулся: знаю. Я сказал: вижу, что знаешь, держи так и дальше.
К полудню мы прошли половину участка. Сделали привал. Никита сел на колесо, снял шапку, промокнул лоб. Марфа вынула из корзинки куски хлеба, луковицу, кувшин с молоком. Разговор потёк сам собой. Параскева сказала: огород у меня готов, ткань нарезана, дуги стоят, как только отработаем в поле, перейду к рассаде. Дарья добавила: помидоры пока не трогаю, пусть ещё потеплеет. Огурцы накроем тканью на первую неделю, чтобы не прихватило ночью. Я сказал: правильно, май любит проверять терпение.
После привала мы перешли на другой край поля, туда, где гречиха будет. Я взял колышки, прошёл с Марфой и Лёнькой по границе. Марфа спросила: зачем отмечаем сейчас, если сеять будем позже. Я ответил: чтобы не спорить потом, когда в руках мешки, а в груди спешка. Граница любит тишину. Параскева прищурилась: а и верно.
К нам подошёл Матвей, посмотрел на колышки и сказал: спорить будут всё равно, ты готов. Я пожал плечами: пусть спорят, лишь бы руками делали. Он усмехнулся и пошёл к плугу.
В этот день на селе было людно. С раннего утра показалась телега Пахома. На скамье рядом с ним сидела Аксинья, и ещё две подводы катились следом. Люди с соседнего хутора. Мужчины везли инструмент, женщины — сундуки и посуду, дети жались к тюкам. Пахом слез с телеги, обнял Матвея, поздоровался со всеми. Он сказал: полы и стены будем ставить по уму, а на время приютили бы нас по дворам. Матвей кивнул: места хватит, расселим. Никита согласился взять у себя одного мальца с матерью, у Марфы нашлось место для пары девочек, у Петра — для старшего парня, что привык к работе. Аксинью поселили у Параскевы, там тёплый угол и чисто.
Я сказал: строиться начнём не завтра и не послезавтра, строиться начнём между полевыми днями. С утра в поле, после полудня на бревно и стройки. И чтобы не было хаоса, делим работу по неделям. Первая неделя — подвалы и углы под избами, вторая — стены, третья — крыша, четвёртая — печи и полати. Пахом поскрёб затылок: ты и тут всё по порядку кладёшь. Я ответил: иначе не справимся.
На вечер мы с Романом пошли на берег, посмотреть, как держится каменная обвязка у будущей мельницы. Камень мы уложили ещё до марта, и за весну он показал себя честно. В одном месте вода снова пыталась подрыть край. Я присел, потрогал глину под камнем, поднялся и сказал: нужен отвод, короткий, с пологим входом, чтобы лишняя струя уходила в боковой карман, а не била прямо. Давайте сделаем ровный вход и выход. Если не сработает — забросаем обратно, потеряем полдня и пару корзин камня.
Матвей посмотрел на меня внимательно: ты уверен. Я сказал: да. Он кивнул: делаем. Роман с Ефимом взяли лопаты, Лёнька таскал корзины. За час мы вырезали боковую ложбину, выстелили её галечником, сверху притрусили глиной и мелким камнем. Поставили два плетня для направляющей. На следующий день вода пошла через новый ход и перестала бить в край.
Дни пошли густые. На третий день мы закрыли основной посев овса, добили пшеницу и перешли к огородам. У Никиты под окном стояли ящики с рассадой помидоров, у Параскевы — лотки с зеленью. Дарья ходила от двора к двору, смотрела на укрытия, спрашивала, не душно ли под тканью, и говорила: приподнимайте на час в полдень, давайте воздуху ходить. Марфа устроила обмен ростками, чтобы у всех был набор, а не по одной культуре. Ульяна учила девочек аккуратно подсыпать к стеблю, не ломая корень. Аграфена смастерила из прутьев дуги, лёгкие и крепкие, поставила их над грядой кабачков и дынь. Мы говорили мало, но смеялись чаще, чем зимой, потому что на глазах зелень росла.
Параллельно шли стройки. Пахом с мужиками вкапывали углы под будущие избы. Ефим с Петром рубили пазы, Роман привозил брёвна, иногда брал лошадь у Матвея, если та была свободна. Женщины готовили на общий куток горячее, в каждой дворовой печи что-то да пеклось. Детвора тёрла мох на прокладки, чтобы не дуло между венцами.
В один из дней я вывел людей на участки под гречиху. Солнце встало уже тёплым, и было время. Я прошёлся, проверил влагу на ладонь, подбросил крошку в воздух, посмотрел, как она падает. Сказал: завтра утром кидаем гречиху, она любит мягкую землю и не любит глубину. Дарья спросила: как будем прикрывать. Я ответил: лёгкой бороной, и там, где ветер, пройдём катком из бревна, чтобы верх прихватить. Никита кивнул: каток есть, вчера катали полоз, годится.
Гречиху бросали тихо, без суеты. Я шёл вдоль, смотрел, чтобы лента держалась. Марфа, как водится, комментировала каждую мелочь, но в нужный момент молчала и делала. Ульяна держала наготове бечёвку, если надо было поправить край. Лёнька бегал с котомкой, подносил семена, не лез в центр, работал по краю. К полудню лента легла вся. Мы не праздновали, просто перешли на другой участок и занялись горохом под второй оборот.
Вечером у Матвея собрался круг. Пахом говорил неторопливо: людей у нас на хуторе трясёт, то сено не успели, то огород оставили на случай. А тут смотрю, у вас не пышно, но всё ровно.
Слова про изобилие никто не говорил, но на общий стол в тот вечер вынесли простое. Лепёшки, гороховую похлёбку, тушёные бобы, копчёную рыбу из осенних закладок, немного мяса. Пахом удивлялся не блюдам, а тому, как всё разложено и подписано, где чья очередь мыть, где чья прибирать. Марфа фыркнула: мы ещё и ругаемся. Пахом улыбнулся.
Через несколько дней потянулись ещё подводы. Не толпой, по двое-трое. Кому-то мы отказали, если видели наглость. Кого-то приняли, если видели желание работать. Матвей сказал: у нас не ярмарка, а село. Я добавил: кто встаёт с рассветом — тот наш. Кто сидит и ждёт готового — тот гость на один день. Люди понимали и не обижались. Земля не любит тех, кто ждёт, что она сама поднимет хлеб.
Пока шли стройки и посев, мы не забывали о мелком, но важном. Края полевых троп мы поправляли сразу, как только колея начинала резать межу. Подсыпали крошку, клали пучки травы, придавливали ногой.
