Воронцов. Перезагрузка. Книга 6 - Ник Тарасов
И вдруг — вал пришёл в движение! Сначала медленно, неохотно, словно преодолевая невидимое сопротивление, а затем всё увереннее. Закрепленное на нем полено начало вращаться, превращаясь в размытый темный круг.
— Медленно ещё открывай, — скомандовал я, не отрывая взгляда от вращающегося полена.
Илья, затаив дыхание, приоткрыл заслонку где-то на четверть. Эффект не заставил себя ждать — вал закрутился быстрее, щелчки ускорились, сливаясь в равномерное гудение. Воздух теперь поступал с большим напором, создавая характерный свистящий звук.
— Давай теперь до половины, — сказал я, прикидывая оптимальную скорость для обработки древесины.
Илья, с сосредоточенным выражением лица, открыл заслонку до половины. Пневмодвигатель отозвался мгновенно — вал набрал обороты, а полено превратилось в сплошной темный диск. Шум усилился — механизм пел свою механическую песню, наполняя ангар гулом и вибрацией.
По моим прикидкам, скорость вращения составила где-то порядка двухсот оборотов в минуту.
Дальше я взял стамески у Митяя, который так их и держал всё это время, словно боясь, что если отпустит, то волшебство рассеется. На его лице читалось такое изумление, что я не смог сдержать улыбки.
И только после этого я обратил внимание на остальных мужиков, которые с удивлением смотрели, как липовое полено превратилось в размытый круг. Их лица выражали целую гамму чувств: от недоверия до восторга.
— Петь, возьми немножко жира и вот тут, где гусь упирается в дерево — капни, — распорядился я, заметив первые признаки нагрева в месте контакта.
Петька метнулся в сторонку, к небольшой кадушке, стоявшей у стены. И палочкой аккуратно смазал место, где гусь соприкасался с вращающимся деревом.
— А то гореть будет, — пояснил я, зная, как опасно может быть трение в нашем деревянном ангаре, где пожар мог уничтожить месяцы труда за считанные минуты.
Сам же я взял самую узкую стамеску и начал обрабатывать крутящееся дерево, точно так, как это делал в школе на уроках труда.
Липа была мягким деревом, я специально его выбрал для первого эксперимента. Стружка — тонкая, кудрявая, полетела во все стороны, устилая площадку и пол вокруг янтарным ковром. Лезвие стамески входило в древесину, как нож в масло, снимая слой за слоем, обнажая структуру дерева, его природный рисунок.
Я работал, полностью погрузившись в процесс, забыв обо всем на свете. Стамеска то углублялась в дерево, формируя выемки и углубления, то едва касалась поверхности, сглаживая переходы и создавая плавные линии.
И буквально за двадцать минут — я даже не заметил как время пролетело, так увлекся — под удивлённые взгляды мужиков я выточил что-то похожее на кубок.
Форма возникала постепенно, словно высвобождаясь из деревянного плена: сначала обозначилась ножка — тонкая, изящная, затем появилось расширение к чаше, и наконец, сама чаша.
Потом я взял большую щепку из дуба. Прижав её к вращающемуся кубку, я начал полировать поверхность. Дерево нагревалось от трения, и в воздухе появился характерный запах — словно смесь дыма и карамели.
Поверхность будущего кубка постепенно становилась гладкой, блестящей, приобретая теплый медовый оттенок. В нескольких местах, особенно поддержав тонкой стороной щепки так, чтоб аж дымок пошёл, я создал декоративные круги — тёмные линии на светлой поверхности липы.
— Гляди-ка, что творит, — услышал я шепот Семёна, обращенный к Феде.
Эти круги, выжженные самой природой, появлялись там, где я хотел — где ручка, да у горлышка несколько. Они придавали изделию особый характер, делая его не просто предметом, а произведением искусства.
— Красота-то какая, — вздохнул кто-то из мужиков, и остальные согласно закивали.
Дальше я взял небольшую пилу, которую Петька когда-то выковал в кузнице для мелких работ.
Аккуратненько, стараясь не повредить уже готовое изделие, я начал срезать кубок, оставив с обеих сторон толщину лишь в несколько сантиметров, чтоб потом отпилить вручную.
— Закрывай! — скомандовал я, и Илья мгновенно перекрыл подачу воздуха.
Пневмодвигатель издал последний вздох, и вращение постепенно замедлилось, пока не остановилось совсем. Наступила тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием мужиков, все еще завороженно смотревших на результат нашей работы.
— Отцепляй гуся, — сказал я, и мужики быстренько отцепили г-образную опору, освободив полено.
Я взял пилу и аккуратно отпилил остатки полена, окончательно отделяя кубок.
— Вот, — показываю всем готовое изделие. И уже повернулся к Петьке. — Середину выберешь, эта липа быстро поддаётся, и будет практически идеально ровный кубок.
У всех мужиков глаза полезли на лоб. Они смотрели то на кубок, то на меня, то на пневмодвигатель, не в силах поверить, что все это произошло у них на глазах. Савелий Кузьмич подошел ближе, протянул руку и бережно, словно величайшую драгоценность, принял кубок из моих рук.
— Да-а, — протянул он, ощупывая каждый изгиб, каждую выемку кончиками пальцев, — это ж надо такое придумать. И ведь работает!
— Работает, — согласился я, не скрывая гордости. — И это только начало. Представляешь, что можно делать с таким приводом? Не только кубки вытачивать, а любые детали — точно, ровно, быстро.
— А ведь никто из нас и не видел такого, — добавил Илья, почесывая затылок. — Чтоб воздухом дерево точить.
Мужики согласно загудели, переглядываясь и перешептываясь. Каждый хотел подержать кубок, рассмотреть его поближе, почувствовать гладкость обработанного дерева.
Митяй, не выдержав, выпалил:
— А научите меня так делать? Я б тоже хотел… ну, кубки эти, чашки разные…
Я усмехнулся, глядя на горящие глаза парня.
— Научу, конечно. Всех научу. Это ж не для меня одного придумано.
Глава 19
Мужики ещё какое-то время разглядывали сделанный мною кубок, как какую-то диковинку.
Они обступили меня тесным кружком. Глаза у всех были широко раскрыты, а руки так и тянулись к получившемуся изделию. Каждый хотел взять его в руки, подержать, рассмотреть со всех сторон.
— Ишь ты! — протянул Прохор, принимая кубок из рук Семёна. — Гладкий-то какой!
Он осторожно провёл ладонью по боковой поверхности, словно боялся повредить хрупкую вещь. Лицо его выражало почти детский восторг.
— А лёгкий какой, — продолжал он, взвешивая кубок на ладони. — И тонкий. Как же вы его, Егор Андреевич, не сломали при обточке?
— Липа — дерево податливое, — ответил я, наблюдая за их реакцией. — Для первого раза самое то.
Кубок переходил из рук в руки, вызывая всё новые восклицания.
И в итоге, когда очередь дошла до Петьки, произошло то, чего я, признаться, ожидал. Петька буквально сгрёб кубок к себе.
— Егор Андреевич мне
