ИГОРЬ ВЕЩИЙ. Чертежи для княжества - Алексей Рассказов

Самый крупный, видимо, старший, крякнул и произнес хриплое, гортанное:

— Чьто по-один? — голос был грубым, но вопросительная интонация пробивалась сквозь хрипоту. «Что один делаешь?» — лихорадочно перевел где-то в глубине сознания Игорь, выуживая обрывки праславянского. Язык был похож, но будто пропущен через каменную дробилку веков.

Он поднял руки ладонями наружу.

— Мир… — выдохнул он, с усилием. — Я… гость. Путник.

Старший прищурился. Его взгляд упал на руки Игоря — чистые, без мозолей от косы или топорища, но с характерными царапинами и следами машинного масла, въевшегося в кожу. На его комбинезон — ткань, которой не знали. На его лицо — не обветренное, не загорелое до черноты, а странно-бледное, городское.

— Гость? — переспросил старший, и в его голосе зазвучала явная насмешка. — Одёжа чюжа… Лице чюжо… «Одежда чужая. Лицо чужое». Он перевел взгляд на своих товарищей. — Болван, аль беженец? Добыча. Решение было вынесено. Дичь, может, и не съедобная, но с нее можно снять диковинную одежду, а самого либо забрать в холопы, либо прикончить, если окажется хлопотным.

Они сейчас нападут, — пронеслось в голове с кристальной ясностью.

Парень с копьем, не дожидаясь формального приказа, с гиканьем бросился вперед. Движение было резким, небрежным. Он даже не прицелился, просто бросил острие в грудь Игоря, словно закалывая кабана на охоте.

Игорь инстинктивно рванулся в сторону. Острый наконечник со свистом рассек воздух в сантиметре от его плеча, с силой впился в сырую землю и замер, дрожа, как стрела.

Адреналин ударил в голову, мир сузился до троих нападающих, до круга в несколько метров. Мысли исчезли, остались только рефлексы. Он отскакивал, спотыкаясь о кочки и корни, его дыхание стало частым, прерывистым, как у загнанного зверя. Парень с секирой, смеясь, коротким, рубящим движением бросился вперед. Топор свистнул, описывая смертоносную дугу, и Игорь почувствовал, как лезвие рассекло ткань на его рукаве, остро пахнув озоном от трения и едва не задев кожу. Холодок страха сменился внезапной, белой, ледяной яростью. Это была не драка. Это был забой. Разделка туши.

Парень с дубиной, видя его беспомощность, сделал ленивый, размашистый выпад. Его лицо было искажено тупой, уверенной в своем превосходстве ухмылкой.

В этот момент Игорь выхватил зажигалку. Большой палец нашел колесико.

Чирик.

С сухим, неестественно резким треском, будто лопнула сухая ветка у самого уха, вспыхнуло пламя. Ярко-желтое, ровное, бездымное. Оно не колыхалось, как тряпичный факел, а горело с упрямой, странной стабильностью.

Парень с дубиной замер, как гончая, уткнувшаяся в след незнакомого зверя. Его ухмылка застыла, сменившись глубоким, животным недоумением.

— Чьто за наваждение? — прохрипел он, не сводя глаз с пламени. «Что за дьявольщина?». Его мозг, привыкший к миру, где огонь рождается от удара камня о камень, от тления трута, отказывался понимать увиденное. Это было против законов мира.

Его товарищ с секирой принял оборонительную стойку, отшагнув на полшага назад. Старший резко поднял руку, останавливая возможную новую атаку. Его глаза сузились до щелочек.

— Огнь… из ничьево? — пробормотал он, и в его голосе впервые прозвучала осторожность. Он видел непонятную, а значит, потенциально смертельную угрозу. Странный человек в пестрых одеждах мог быть не просто добычей. Он мог быть посланцем иных сил, берегов, духов — тем, с чем связываться без нужды себе дороже.

Игорь, видя их замешательство, сделал шаг вперед, держа зажигалку, как факел. Он молчал. Его молчание в этот момент было страшнее крика. Он плавно повел рукой с огнем в сторону ближайшего куста сухого папоротника.

Сухой треск, вспышка — и куст вспыхнул мгновенно, с рваным, жадным гулом, не так, как разгорается костер от углей, а как вспыхивает бензин.

Трое отпрыгнули единым, синхронным движением, как по команде. На их лицах теперь читался прагматичный, расчётливый страх. Этот огонь был другой. Он рождался из ничего и пожирал сухую траву с неестественной, демонической скоростью. В лесу, где пожар — страшнее любого врага, это было оружие абсолютного, тотального уничтожения.

— Шуть! — рявкнул старший, уже не раздумывая. «Прочь!» Это был приказ тактического отступления. Рисковать, чтобы проверить, на что еще способен этот «беженец» с адским огнём в ладони, было безумием.

Все трое начали пятиться, не спуская с Игоря глаз, готовые в любой момент отразить атаку. Забрав копье из земли, они уходили как воины, столкнувшиеся с неизвестным оружием, а не как суеверные дикари.

Пламя на зажигалке погасло. Игорь стоял, тяжело дыша, глядя на тлеющий куст и удаляющиеся спины. Он почувствовал себя сапёром, который только что блефом отогнал танк, показав в руке гранату. Его победа была победой технологического разрыва, использованного как психологическое оружие.

Но в этой победе не было ни капли торжества. Только тяжелое, гнетущее понимание, оседающее на дне души, как шлак. Он понял главное. Его самый страшный враг в этом новом мире — не голод, не холод и не волки.

Его самый страшный враг, его главная угроза и, возможно, единственная надежда — это люди. Но теперь он понимал: чтобы выжить среди них, он должен быть не колдуном, а непрерывной загадкой, явлением, которое нарушает их картину мира ровно настолько, чтобы внушать осторожность, но не настолько, чтобы быть сожженным на костре как одержимый. И тонкая грань между этими состояниями была тоньше лезвия его ножа.

Глава 3. Плен

Тишина, длившаяся одно долгое сердцебиение, оказалась обманчивым затишьем. Испуг, вызванный рожденным в ладони огнем, был глубоким, животным, но не слепым. Эти люди были плотью от плоти своего мира — сурового и беспощадного, где мистический ужас перед неведомым уживался с простой, как дубина, необходимостью выжить любой ценой.

Старший, с дубиной, первый опомнился. Его взгляд, еще секунду назад застланный суеверным страхом, загорелся новой, приземленной яростью. Унижение от своего же отступления перевесило боязнь колдовства.

— Не чародей! — прохрипел он, с силой сжимая налитую кровью рукоять своего утыканного гвоздями оружия. Голос его был хриплым, но в нем слышалась возвращающаяся уверенность. — Пособье нечисти! Морочит очи!

Его товарищи, уловив смену настроения вожака, как стая почуявшая слабину, перестали пятиться. Первобытный страх не исчез, но переплавился в агрессивную, хищную осторожность. Они снова начали медленно расходиться по дуге, пытаясь зайти с флангов, отрезая путь к отступлению. Теперь в их глазах читалось не просто желание поживиться диковинной добычей, а мрачная решимость уничтожить непонятную, а потому смертельно опасную угрозу.

Игорь понял: эффект неожиданности исчерпан. Магия страха рассеялась, уступив место примитивной, но безошибочной логике волчьей стаи. У них было численное превосходство, привычное оружие