Он вам не Тишайший - Вадим Шведов
— Но как? — спрашивает Семён Лукьянович. — Хитрово везде уши насторожил.
— Осторожно, — отвечает Никита Иванович. — Через родственные связи, через доверенных лиц. Фёдор Кузьмич, у тебя много родни среди южных дворян. Шепни им, что есть силы в Москве, помнящие о старых порядках и желающих их возврата. Семён Лукьянович, ты человек острожный, присмотрись в приказах, на недовольных дьяков и подьячих. Надо собирать людей, готовиться к неизбежному…
Глава 19
Где тонко, там и рвется
Палата, предназначенная для тайных совещаний, разительно отличалась от парадных залов. Низкие сводчатые потолки давили на собравшихся, а толстые стены, поглощавшие каждый шорох, создавали гнетущую тишину. Единственный массивный стол был заставлен восковыми свечами; их трепещущий свет выхватывал из полумрака озабоченные, напряжённые лица. Воздух был густым и тяжёлым — не только от дыма, но и от непроизвольного напряжения, витавшего в пространстве. Общая тревожность ощущалась почти физически.
Я сижу во главе стола, а мой взгляд скользит по лицам сподвижников: Ордин-Нащокин, Долгоруков, Ртищев, Ромодановский, Милославский, Чистой, Хитрово. И ещё один человек, чьё присутствие сегодня было необходимо, — новый глава Разбойного приказа, Степан Иванович Сукин. Мужчина лет сорока, коренастый, с умными, быстрыми глазами, бывший губной староста из-под Твери. Он славился неподкупностью и умением наводить порядок в самых беспокойных регионах, за что и был выдвинут на должность вопреки всем нормам местничества. Его упрямый подбородок и спокойная уверенность внушали доверие. Правда, был у Сукина и один серьёзный недостаток. Степан Иванович сильно раздражал тем, что видел в людях, по словам многих, одну «грязь», а если умудрялся не найти таковую, то начинал искать её с большим усилием. За эту его черту характера, враги, а иногда даже сослуживцы, за глаза называли главу приказа «cукой». Впрочем, быстро узнав о своём прозвище, так нелепо вышедшим из фамилии, он нисколько не обиделся, лишь окончательно уверовав в пагубность человеческой души.
Уже ожидая того, что всплывёт куча неприятностей, думаю приступить с чего-то позитивного. «Нельзя сразу топить совещание в трудностях», — и с этими мыслями, решаю начать с Чистого, ожидая услышать о первых успехах в таком сложном приказе.
— Алмаз Иванович, тебе слово. Как обстоят дела с дорогами и сообщением? Уверен, здесь есть чем порадовать.
Чистой поднялся, слегка откашлялся. Его лицо выдавало удовлетворение.
— Государь, братья! Ситуация, слава богу, улучшается. Силами Ямского приказа удалось отремонтировать главные пути на Тверь, Смоленск и к Туле. Просёлки, конечно, всё ещё в запустении, но по большим дорогам ездить стало возможно. На реках — относительный порядок. Благодаря усилиям стрелецких команд, — он кивнул в сторону Ромодановского, — ватаги ушкуйников либо переловлены, либо ушли в глухие места. Торговые караваны идут уже почти без страха.
Он сделал паузу, и по его лицу скользнула лёгкая улыбка.
— Идея с голубиной почтой, государь, оказалась… удачной. Признаю, многие, включая меня, сомневались. Но птицы и впрямь летают быстро и точно. Срочные донесения из Нижнего Новгорода теперь доходят за два дня, а не за две недели. Уже несколько раз это позволяло быстро реагировать на всякие неприятности. Многие воеводы и приказные люди оценили такое преимущество.
Вокруг стола прошёл одобрительный гул. Все понимали, какое это подспорье в управлении огромной страной. Однако лицо Чистого вдруг вновь стало серьёзным.
— Но есть и затруднения, государь. Главное из них — воеводы на местах. Не напрямую, а исподтишка препятствуют работе. Они недовольны падением доходов из-за введения единой пошлины и ставят палки в колёса, где только могут. Мы строим гать — они присылают людей распахать её под пашню. Организуем пристань — местный воевода объявляет землю своей и требует неподъёмный откуп. Я не понимаю, государь, — голос Чистого зазвучал с искренним недоумением, — почему начальников на местах назначает Разрядный приказ? Ладно бы это была чисто военная власть. Но воевода — и судья, и управитель, и военачальник в одном лице! И он совершенно неподконтролен нам! Обращения к Богдану Матвеевичу, — Чистой кивнул в сторону Хитрово, — помогают, но и он не всесилен. Русь огромна, пока до воеводы «достучишься», пока найдёшь доказательства его вредительства… а они всегда найдут на кого свалить вину. Я предлагаю, — Чистой выдохнул, — изъять из ведения Разрядного приказа назначение местных управителей.
Эти слова будто подожгли фитиль. Юрий Алексеевич Долгоруков, до сего момента сидевший неподвижно, словно изваяние, резко вскинул голову. Лицо главы военного ведомства залилось густым румянцем.
— Что⁈ — его голос прозвучал, как удар бича. — Алмаз Иванович, ты, видно, кроме своих воробьёв, ничего не понимаешь! На местах — бунты, усобицы, шпионы польские и крымские шныряют! Армия перемещается, отряды новые формируются! Кто, как не воевода, должен за этим следить? И как он будет кормить войска, не имея мирской власти? Смутное время ясно показало: нет сильной руки на местах — начинается хаос! Главная задача воеводы — безопасность государства!
— Безопасность — да! Но не разорение казённых проектов! — парировал Чистой, тоже повышая голос. — Он должен защищать дороги, а не губить их!
— Спокойно! — говорю негромко, но властно, немедленно пресекая спор. Смотрю то на одного, то на другого. — Взрослым мужам, боярам и воеводам, не к лицу переругиваться, как торгашам на рынке. Мы все здесь хотим одного — лучшего для Руси. И каждый имеет право высказать своё мнение, но с холодной головой.
Оба спорщика, покраснев, умолкли, опустив глаза. В наступившей тишине внезапно поднялся Степан Иванович Сукин.
— Государь, позволь и мне слово. Моё ведомство ныне чувствует себя ущемлённым. Не пойму, по какому праву Стрелецкий приказ, — он посмотрел на Ромодановского, — берёт на себя задачи сыска и следствия. Да, стрельцы должны обеспечивать порядок в городах. Но когда они самовольно начинают вести допросы, обыски, отбирают дела у губных старост… это уже перебор. От местных властей идут массовые жалобы. Стрельцы действуют грубо, под горячую руку попадают невиновные. А бывает и наоборот — за мзду выгораживают отъявленных бандитов. Где здесь законность?
Григорий Григорьевич Ромодановский вскакивает с места. Суровое лицо начальника Стрелецкого приказа было полно гнева.
— А ничего бы такого не было, Степан Иванович, если бы твой Разбойный приказ не спал на местах! Мы не лезем в твои дела! Действуем по ситуации! Часто оказывается, что
