Железный лев. Том 3. Падаванство - Михаил Алексеевич Ланцов

Николай Павлович помассировал виски.

Все это раздражало.

Ему чисто психологически было трудно признать необходимость столь значимых изменений. Но в целом картина выглядела логичной и здравой. Непонятным для него в ней оставалась только одна деталь — что делать с верными служаками, которые годами службу тянут. Тихо и беспорочно… и, судя по этим бумажкам, бесполезно…

Он позвонил в колокольчик и спросил вошедшего секретаря:

— Милютин далеко ушел?

— Уже добрый час пьет кофий в приемной. Сказал, что вы, возможно, его вызовете после изучения документов.

— Вот шельмец! — хохотнул Николай Павлович. — И верно. Вызову. Давай его сюда. И да, кофий на двоих тоже распорядись сделать…

[1] Сергей Николаевич Толстой (1826–1904) второй сын Николая Ильича Толстого. Младший для Николая Николаевича и старший для Льва Николаевича. Как и все братья, был вовлечен в бизнес-проекты Льва по уши.

[2] 25 саженей это 53,25 м, 5 саженей это 10,65 м, 1,5 саженя это 3,195 м.

[3] 3СП12 — 12 пудов на 3 сажени (эквивалент Р30), 3СП24 — 24 пуда на 3 сажени (эквивалент Р60).

[4] Максимальные размеры для корабля 53,25 × 10,65 × 3,195, то есть, 1811,9 кубов или тонн. Плюс масса тележки. Плюс запас.

[5] Навигация примерно 250 дней по 24 волока = 6000 волоков кораблей водоизмещением по 1811,9 тонн = 10,87 млн. тонн тоннах судоходный.

[6] Адмирал Михаил Петрович Лазарев не имел армянского происхождения и не был родственником Христофора Екимовича.

[7] Здесь автор ссылается на эффект т. н. «дебилов Макнамары». Когда в США в 1960-х из-за нехватки личного состава начали набирать бойцов с IQ ниже 80. Большая часть этих людей испытывала трудности с преодолением боевого стресса, контролем эмоций, воинской дисциплиной, субординацией, проявляла склонность к дезертирству, маргинальному поведению и нападению на сослуживцев. На практике это вылилось в непропорционально большой % потерь, как боевых, так и небоевых.

Часть 2

Глава 7

1849, сентябрь, 9. Казань

— Меня тут все достало!

— Успокойтесь, пожалуйста.

— Не говорите мне так! Не смейте! — кричала Наталья Александровна. — Вы притащили меня в эту дыру! Вы!

— Эта дыра — место, в котором я зарабатываю очень много денег.

— Которые я все равно не вижу. — скривилась она. — Они что мираж!

— Хорошо, дорогая. Что вас не устраивает?

— Здесь нет ни театра[1], ни оперы, ни консерватории… ни чего! Понимаешь? Никаких развлечений! А вся светская жизнь кипит только вокруг посиделок у твоей тетушки. Глухая дыра! Медвежий угол!

— Не нагнетайте, здесь отличные бордели!

Она метнула вазу, от которой граф, впрочем, легко увернулся.

— Вот, кстати, и театр. — хохотнул Лев. — Помните арию Отелло? Мочилась ли ты на ночь, Дездемона?

— Молилась! Грубиян!

— А я что сказал?

— Вы⁈ Вы обещали мне успех и славу! А теперь я сижу в этой дыре, да беременная! Словно в ссылку сослали!

— Хорошо. Давайте я построю тут театр, оперу, консерваторию, цирк… что еще? Обсерватория, кстати, есть. Хотите поглядеть на звезды? Жаль-жаль. Большую публичную библиотеку можно построить и сделать площадкой для интеллектуальных бесед. Гостиный двор перестроить, превратив в полноценный торговый центр. Хм. Большой зимний сад нужен. Пару парков поприличнее. Оранжерею. Что? Вы сама скажите, что вы хотите.

— И вы всё это сделаете? — несколько растерялась Наталья Александровна.

— Да.

— Оу… ну тогда делайте.

— Выберите, что именно.

— Все и сразу.

— Так не бывает. Либо все, либо сразу. Закон сохранения энергии и материи не позволят поступить иначе. Даже богу.

— Неправда! Настоящий бог всемогущий!

— Значит, он может создать камень, который не поднимет никто?

— Ну, разумеется!

— И даже он?

— Он?

— Если камень не может поднять никто, то он тоже. Но если он его не может поднять, то какой же он всемогущий? А если может, то тот же вопрос, ведь он не в состоянии создать камень, который не в состоянии поднять никто.

— Это какая-то морока, — потрясла она головой.

— Нет. Просто демонстрация логического абсурда любых абсолютных категорий. В реальной, материальной жизни тебе ВСЕГДА нужно выбирать и расставлять приоритеты. Иначе просто никак. Поэтому я повторяю вопрос. Что вы хотите, чтобы я построил в Казани?

— Все перечисленное вами и еще что-то. Но для начала большой и красивый театр. И чтобы в нем жизнь кипела.

— Будет исполнено, — произнес Лев с максимально серьезным лицом.

— Погодите!

— Вы, моя дорогая, хотите изменить свое желание?

— Это Казань! А я хочу бывать в Санкт-Петербурге!

— Хотите. Это неплохое желание.

— Что значит «хотите»?

— Останавливаться у папеньки вы не считаете допустимым из-за конфликта с мамой. Ей, видите ли, не понравилось, что мы удалились в Казань. Доходные дома вам претят. Да и в дилижансах ездить не желаете. Вас укачивает. Как мы туда поедем всей семьей? Правильно. Никак. Поэтому вам остается только греть себя светлым чувством надежды и хотеть несбыточного.

— То есть, вы не можете обеспечить своей жене ни нормальной дороги до столицы, ни приличного жилья? — с едкой усмешкой спросила она.

— Нормальная дорога, это что?

— Мне понравилось ехать в поезде. И я хочу, чтобы от Казани в Санкт-Петербург ходил поезд. Быстрый поезд. Тратить неделю-другую на дорогу слишком изнурительно.

— Допустим. А приличное жилье в вашем понимании какое?

— Особняк. Свой особняк в столице. И не на отшибе, а так, чтобы и в гости съездить было подходяще, и гостей принимать.

— И зачем вы мне там? — поинтересовался граф. — Если я вам всё это дам, то о какой совместной жизни вообще будет идти речь? Я стану заниматься делами тут, а вы весело проводить время там. Оно мне надо?

— Милый… летом там совершенно невыносимая жара от раскаленных камней. Едва ли я буду проводить лето в столице.

— А зимой там пронизывающий до костей ветра. Весной же и осенью непрерывная, изнуряющая слякоть, создающая ощущение того, что ты живешь в болоте. Да, я курсе этих всех прелестей города. Он ужасен в этом плане.

— Но там — столица.

— И что?

— Как что⁈ Там вся жизнь!

— Вся жизнь, это что?

— Светская жизнь. Все влиятельные семейства стремятся попасть в этот город,