Когда мы вернемся - Борис Борисович Батыршин

[1] В нашей реальности так и не была построена.
VII
Лампочка в подвале (или правильнее было бы назвать это помещение бункером?) светилась, но всего одна — в тесном зале, куда сверху вела двухпролётная лестница. Тусклый свет нити накаливания смешивался с бледными отсветами из расположенного выше окошка, и вся эта иллюминация позволяла разглядеть обшарпанное помещение, пол, усыпанный кусками отвалившейся со стен штукатурки — и несколько железных дверей, все открытые. Одну из них украшало спицевое колесо кремальеры, и я подумал, что даже забытая в УАЗике монтировка не помогла бы справиться с подобным препятствием. Тут нужен автоген, а то и направленный заряд — основательные люди оборудовали бункер, а нормативы, которыми они руководствовались, предусматривали самые разные случайности. Например — пожар, взрыв, спешную эвакуацию, схема которой демонстрировала висящая возле двери схема.
— Нам туда. — Мой спутник указал на дверь с кремальерой. Я толкнул тяжеленную клёпаную створку — приржавевшие петли отчаянно заскрипели, из черноты за ней пахнуло сыростью и ещё чем-то, похожую на застарелую, давно выветрившуюся, но всё же ощутимую вонь горелой изоляции. Бэльта тоже почуяла этот запах — чихнула, скорчила недовольную мину и встала в двух шагах от двери, не демонстрируя желания идти первой.
Вспыхнул яркий шарик светодиодного фонарика, поставленного на рассеянный свет, и мы вступили под своды коридора. Я шёл вторым, в метре за спиной И. О. О.; Бэлька за моей спиной шуршала пластами осыпавшейся со стен краски и шумно принюхивалась. На полу то тут, то там попадались распотрошённые папки и рассыпанные по полу пожелтевшие листки бумаги, покрытые машинописными текстами и выписанными от руки формулами.
Коридор повернул вправо; за поворотом открылось низкое помещение, судя по уставленным вдоль стен железным шкафам со шкалами и рубильниками — подстанция или аппаратная. Здесь было так же темно, запущенно, мертво как и в зале с лестницей; в углу громоздились ребристые ящики трансформаторов, по стенам, потолку тянулись жгуты силовых кабелей в бронированных кожухах, густо заросших пылью и паутиной. И. О. О. осветил пульт и подобранной с пола тряпкой смахнул с него пыль, разбирая надписи под рубильниками. Заскрежетал металл, но аппаратура не отреагировала — лампочки, что под потолком, что на приборных панелях, оставались тёмными, ни одна искра не мелькнула в запылённых внутренностях шкафов с аппаратурой.
— Обесточено. — И. О. О. разочарованно крякнул. — В общем, следовало ожидать — верхний этаж запитан от наружной сети, по резервной ЛЭП, а здесь своя подстанция. Ладно, обойдёмся. Вон там, за силовым шкафами проход, нам туда.
И, не дожидаясь ответа, двинулся, освещая себе дорогу фонариком. Я последовал его примеру. Бэйли на ходу прижималась к моему колену.
— Нервничаешь, зверюга? Не нравится?
В ответ шершавый язык прошёлся по моим пальцам. Мол, чему тут нравиться? То ли дело снаружи: травка мягкая, ветерок, а в кустиках столько всего интересного…
Я положил ладонь на тёплый загривок и почувствовал под пальцами дрожь — собаке явно было не по себе.
— Ничего, потерпи немного. Обещаю, мы здесь не задержимся, а пока — вот, держи!..
Громкий хруст и чавканье — шарикам сухого корма, далеко до сушёной оленины, но приняты они были с благодарностью. Я успокоительно потрепал Бэльку по холке, вытер пальцы о штанину и двинулся следом за И. О. О., чей фонарик мелькал уже в дальнем дверном проёме.
Короткий отрезок коридора, ещё один зал, заваленный переломанной мебелью с полом, густо устланным жёлтыми, истлевшими, драными бумагами. То тут, то там валялись выдвинутые картотечные ящики, все пустые — похоже, здесь было что-то типа рабочего архива. Дальше ещё один коридор привёл нас в ещё одну комнату, сплошь заставленную стеллажами и шкафами с химической посудой. Уж не знаю, зачем это добро понадобилось работать здешним тахионщикам, подумал я. И,О. О. похоже, так же не знал ответа на этот вопрос — он ограничился тем, что посветил в комнату фонариком, отчего многочисленные пузатые колбы заискрились, отбрасывая по стенам блики, и направился дальше. Здесь разрушения были уже заметнее — он ткнул пальцем в потолок и заявил, что «бублик» экспериментальной установки находится как раз у нас над головой, вот помещениям и досталось от взрывной волны. Вялые протесты своего спутника я оставил без внимания — навернётся ещё, сломает, не дай бог, ногу — а мне его потом вытаскивать… Белька всё так же трусила замыкающей, принюхиваясь и время от времени фыркая и тряся башкой. Один раз она взгавкнула и кинулась в угол — я едва успел увидеть в луче фонарика мелькнувшее серое тельце и длинный голый хвост.
— Крысы. — сказал. И. О. О. — вот мне интересно, что они тут жрут?
— Разве что змей. — немедленно отреагировал я. Мой спутник недоумённо воззрился на разбросанные по всему полу обрывки кабелей, и вправду, напоминающих клубки змей — и тут же выдал кудахчущий смешок, узнав цитату. А я вдруг вспомнил другую фразу из той же книги — о ' дикой судьбе планеты Надежда, служащей грозным предупреждением всем обитаемым мирам…'
Звучит не слишком обнадёживающе — и это уже не первый раз, когда разговор сворачивает на «Жука в муравейнике». И вообще — что-то часто мы стали подхватывать цитаты, слишком уверенно заканчиваем фразы друг за друга. Лестно, конечно, что я вот так, с полуслова, угадываю мысли «великого и ужасного» Главного Психолога Проекта — но не слишком ли? Ну, хорошо, раз он потратил столько времени на изучение моей скромной персоны, то теперь, и правда, способен видеть меня насквозь — но у меня-то откуда такая прозорливость? До сих пор подобное родство душ наблюдалось с одним-единственным человеком, заведомо не имевшим с И. О. О. ничего общего…
Хотя — кто его знает? Если речь идёт об этой загадочной персоне, я уже ничему не удивлюсь. И потом — не просто же так он навёл тогда разговор на автора «Истории Галактики», на его связь с таинственным экспериментом, состоявшимся полвека назад здесь, в карельском захолустье? Ну хорошо, пусть не полвека а неполных сорок лет, и не здесь, а в Москве, на глубинном уровней ГЗ МГУ — но всё равно, неспроста это, ох,