Американский наворот - Сергей Вихорев
— Пару недель назад передавали, что в филиппинском море проломили ПРО, — проговорил Белобрысый, — похоже, это про тот случай и рассказывают.
Драгович повернул голову прочь от экрана. Там, за окном, тополя, торчавшие посреди разрушенных не то боями не то запустением бетонных коробок, сыпали желтой листвой.
Потом эстакада свернула направо и стала уходить в очередной городской квартал. На контрасте с происходившим на экране картина была умиротворяющая.
В окне показался вычурный комплекс высоких по здешним меркам зданий.
— Советские дома, сталинские, — прокомментировал Белобрысый.
— Сталинские? Это же сколько им лет? — с недоверием в голосе ответил Драгович.
— Да нет, их просто так называют, они внешним видом оригинальные сталинские напоминают. Да и внутри наверно тоже. В советские годы построены.
— Хорошие наверно.
— Не все, что советское хорошее, и не все что хорошее советское хорошо само по себе, — изрек Белобрысый.
— Не понял.
— Я имею ввиду, что они выпендриваться любили больше, чем это можно было себе позволять, — ответил Белобрысый, — где-то дома как дворцы украшали, а где-то люди в бараках жили, да и сейчас там же живут.
Отношение Белобрысого к советскому прошлому Драгович так и не выяснил — то он хвалил что-то советское отдельно взятое, то поносил уже все советское в целом последними словами. У самого Драговича отношение к ушедшей сверхдержаве было почтительное, несмотря на то, что его прадед будучи россиянином, как раз бежал из зарождавшегося Второго Союза. Так что Драгович на двенадцать с половиной процентов был Русским, чем пару раз похвастался. Никто, из местных, правда, всерьез этого не воспринял. Ну сказал и сказал.
Трамвай стало ощутимо потряхивать — рельсы, очевидно, долго не ремонтировались. По проспекту проезжали редкие легковушки и городские автобусы. Попадались и шнырявшие туда-сюда вездесущие военные грузовики, то с тентами, то с кунгами.
Проехав мимо вокзала со старинным черным паровозом, трамвай повернул направо. Это была развилка. Прямая часть линии поднималась на эстакаду и уходила дальше, судя по всему, в сторону правого берега.
Белобрысый эту догадку Драговича подтвердил: по той линии ходил другой маршрут, которому до закрытого моста ему еще было куда свернуть — в сторону промышленной зоны «Интер-Нитро».
Выбранная же трамваем-поездом ветка уходила в восточном направлении по широкому прямому проспекту, который назывался проспектом Ильича, понятное дело, название было с советских времен. Никакой эстакады тут не было.
После вокзала трамвай проехал еще пару остановок. На подъезде к третьей Белобрысый сделал знак Драговичу и двинулся к выходу.
Там где они вышли была еще одна развилка путей, проложенная на когда-то, надо думать оживленном перекрестке. Ответвление уходило, как и линия у вокзала на север, в сторону правого берега. В отличие от той, эта пребывала в полном запустении. Посреди рельсовых путей росли молодые клены, проезжая часть была изрыта котлованами, которые давно уже заросли высокой травой. Все указывало на то, что трамвайная линия, а то и вся улица была основной магистралью, ведшей в RBSF, но выяснилось, что это было совсем не так.
Пробираясь вместе с Драговичем через виляющую, бегущую сквозь то тут то там вымахавшие клены тропинку, Белобрысый принялся рассказывать историю этой улицы.
Запустение как рельсовой магистрали так и всей проезжей части, по словам Белобрысого, объяснялось тем, что в сто четырнадцатом году бывший мэр города затеял ремонт.
Удивительно, но он не выбрал лучшего времени, чем первый, самый тяжелый год Войны. В таком состоянии эта улица застала уже местную конфронтацию, осень сто четырнадцатого.
Прорвавшиеся в западную часть города без особых боев колонны расправились с работавшей здесь техникой. Оставалось только догадываться, насколько велика была угроза рабочим, но к тому времени они, понятное дело разбежались.
— А строители-то при чем? — с недоумением поинтересовался Драгович.
— Да кому они нужны, эти строители! Дело в технике. Конечно в рабочих бы никто не стал стрелять, а вот машины… Они же бизнесу принадлежали. Эти черти-то к тому времени уже кто на правом берегу, кто вообще за пределами страны был — до них не добраться было, так хоть барахло ихнее покромсали.
А не лучше ли их, эти машины было самим использовать? — продолжил сомневаться Драгович.
— Ясно что лучше, но тогда-то кто наперед мог знать, когда мы победим, как мы победим, в каком порядке освободим кварталы города и как быстро, — Белобрысый довольно ловко владел разговором, отчего не ставил более прямолинейный вопрос который звучал «победим ли мы».
— И вообще, — продолжил он, — не забывай, что мы — Народно-Анархистская Республика, так что нам так можно.
Название республики у Драговича вызывало легкое недоумение. Вообще в его представлении анархия выглядела несколько иначе, чем то что являла собой КАНАР. Республика конечно не была образцом общественного устройства и упорядоченности, но чего-то из ряда вон выходящего здесь не было.
По части того, что касалось технологий и оборонных систем здесь вообще шло самое настоящее развитие — не передовые технологии, как на Большом Фронте, но все же была своя противодронная оборона из скоростных дронов же и ракет, сеть ПВО, согласованная с силами блока и куча всяких подобных самоделок.
Все это строилось большими, четко организованным коллективами — по другому и быть не могло. Это было довольно странно для анархии.
По правую сторону постепенно открывался вид на какую-то площадь, загроможденную павильонами и контейнерами. Издали гулко ухала музыка. На высоком столбе мигал белый сигнальный фонарь — это означало, что все спокойно, как в плане угрозы от Азиатского Блока так и в плане угрозы провокаций с правого берега. В общем такая «антитревога».
Такое было только здесь, в Суперфедеранте, в LBSF, хотя кто его знает, может правобережные делали также. Смысл в этом был тот, что услышав какой-либо удар, можно было отыскать взглядом ближайший из многочисленных сигналов и, если тот продолжал мигать белым, можно было успокоиться — машина очень редко ошибается.
А звуки редкостью не были — были и «бумы» от сверхзвуковых штурмовиков, были и громоподобные пуски с противоракетных терминалов. Последние при безопасном для местных раскладе могли обстреливать какую-нибудь боеголовку, летевшую в пол-тысяче километров в район уже своей цели до которого была вся тысяча. Или ловить что-то летящее из Азии в Западную Европу — такое тоже бывало.
Имела место еще и разнообразная неагрессивная деятельность своих, LВSF и точно такая же внутренняя учебная работа RBSF. Все это постоянно выло, грохотало и сотрясало стекла. Мигающий белый фонарь в таких случаях говорил о том, что все это не опаснее грома в летний день.
Посреди площади высился памятник какому-то мужику, довольно сильно напоминавшему попа. Вдалеке, за
