Американский наворот - Сергей Вихорев

— Шаттлы бы не просрали, так оно бы сейчас по-другому все пошло бы, — проговорил Белобрысый.
— Сейчас уже это особого значения не имеет, — ответил Драгович, — уже ракетодромы ведь давно построены.
— Это же были, старые Plane-шаттлы, — оживился Белобрысый, — Я никак не пойму, чего они возятся с этими рейдами на самолетах в четыре маха и хвалятся этим, когда были самолеты в двадцать махов, или какая там скорость для орбиты… V-шаттлы болтаются где-то по орбитам и гоняются за спутниками, а ведь были действительно крутые самолеты, которые могли запросто лететь вдвое быстрее этих рейдеров, а потом поддать газу и в космос выйти.
— У нас на каждой машине на борту есть арсенал A-A ракет, — послышался голос пилота, — это AIM-240 и тяжелые GBA AAM sys.260. «Двести сороковые» — это те, что вы можете видеть в арсеналах истребителей. В их, истребителей, классификации они также обозначены, как тяжелые ракеты большой дальности. «Двести шестидесятые» уже слишком велики для обычного истребителя.
— «Двести сороковые» могут быть выпущены самолетом по цели, которая его преследует — другими словами, они самостоятельно выполнят разворот, однако в этом случае они потеряют часть своей энергии, — продолжал свой рассказ пилот, — Мы говорим об энергии двигателя, которая в случае прямолинейного полета пошла бы на набор максимально возможной скорости и прыжок в стратосферу, возможно даже намного выше того уровня, на котором летит цель. На дистанциях близких к максимальной это оптимальная траектория — в этом случае ракета атакует цель, приходя сверху. Ехать под горку куда легче чем в гору. Поверьте, в случае с ракетой это работает также.
После того, как ракета выполнит разворот на шесть часов, она все еще останется опасной угрозой для любой авиации, летающей со скоростью ниже трех махов, другими словами, для любого истребителя, самолета дальнего воздушного боя или легкого рейдера.
Дроны же летают со скоростями выше пяти махов и поэтому у описанного предприятия по перехвату даже одного такого дрона в задней полусфере шансы на успех будут невысоки.
К счастью, наша тактика способна решить эту досадную проблему — парням в том самолете, за которым погнались два бандита «чинков» нужно было лишь не убавлять газ и держать свой радар на мерзавцах. Остальное было за нами, так как мы летели навстречу. Мы могли бы атаковать преследователей своими AIM-240 и мы бы так и поступили, не будь у нас наших «двести шестидесятых».
Если для того, чтобы открыть огонь «двухсот сороковыми», нам следовало бы выждать несколько минут, когда расстояние между нами и дронами сократиться, то «двести шестидесятые» мы могли запускать куда раньше. Нашим радаром в обоих случаях был бы хвостовой радар «Вампира 2–5». Он им и был.
— Вот так выглядят пуски ракет AAM-260, — объявил ведущий. На экране замелькали кадры открытия бомболюков, силуэты разных тяжелых самолетов и густые белые дымовые следы в почти черном небе.
Потом появился какой-то другой летчик и начал рассказывать, как все происходило с его точки зрения — это оказался пилот того самолета, который и был атакован.
— Вообще когда запускаешь ракеты на скорости в две с половиной тысячи узлов, то это выглядит и ощущается довольно необычно — продолжил вновь появившийся первый пилот, — Вначале ты слышишь работу механизации самолета, потом чувствуешь легкий толчок и больше ничего, никакого грохота.
Ракета в это время падает прочь от самолета вниз и только там включает свой двигатель. Но даже тогда ты ничего не услышишь — она должна уйти несколько вперед и охватить тебя своим конусом звуковой волны — вот только тогда ты слышишь ее грохот, правда, он быстро стихает.
Когда мы запускали первую ракету, расстояние между нами и целью было тысяча сто миль. Через небольшой интервал времени, когда наши «двести шестидесятые» были на полпути, мы выпустили еще пару «двести сороковых», но для них уже ничего не осталось. Обе ракеты GBA AAM sys.260 поразили свои цели.
— Бля-я-я, — вполголоса протянул Белобрысый, — Ты представляешь сколько одна такая «двести сорок» стоит.
— Наверно двести сорок и стоит, — усмехнулся Драгович.
— Ага, — согласился Белобрысый, — только чего?
— Самолет, который они спасали от дронов, стоит подороже. Плюс эти с летчиками летают.
— Тоже верно, — ответил Белобрысый чуть задумавшись.
Все это время трамвай ехал по эстакаде, проходившей примерно на уровне третьих этажей городских зданий. Дома были нетронутыми — это несмотря на то, что в восточной части города когда-то велись ожесточенные бои. Примерно через километр эстакада завернула направо, срезав угол над перекрестком и пройдя прямо над двором какого-то административного корпуса.
Пути перемахнули через речушку, а перед этим через ров, по которому проходила железная дорога. Тут, после речки, может даже после рва, начались дебри с заброшенными промышленными корпусами. Горизонт, западная его часть, был затянут полосой черных туч, словно надвигался настоящий шторм, однако, по словам Белобрысого, осенью в этих краях такие темные тучи были обычным делом и предвестниками шторма не являлись.
— Я думаю, — раздался с экрана голос пилота, — вам не терпится увидеть результаты нашей работы в тот день — вот они.
На экране появилась картинка с видом из маленького бокового окошка с толстенным стеклом. За окошком плыла белая туманная линия горизонта с ватными кучевыми облаками где-то в десятках километров. Небо было иссиня-черное. Чем-то это напоминало показанную ранее картинку с радара, но здесь цвета были куда сочнее.
Внезапно в центре картинки появилось маленькое белое пятно, а вся картинка разом потемнела. Пятно быстро разрослось в аккуратный белый шар, зависший над горизонтом. Некоторые из кучевых облаков одно за другим растворились в воздухе.
— Я, да и не только я, всегда стараюсь запечатлеть это, — пояснял тем временем пилот. Он оказался не пилотом, а оператором, отвечавшим за вооружения и запуски ракет.
— Обычные видеокамеры оптических систем, — продолжал он, — конечно же фиксируют и это и еще много чего, но я люблю делать съемку со своего места — это позволяет, как мне кажется, сохранить и передать атмосферу нашей работы, атмосферу моего рабочего места. Я специально убрал фильтр с окна — поверх крепится пластина оптического клапана, но вероятнее всего, она бы потемнела.
Как потом пояснили, этот мегатонный взрыв произошел на расстоянии в триста морских миль и вывел из строя элементы сети SAM/MDS, то есть ПВО/ПРО противника. Еще он «насмерть повредил», как иногда выражались, два эсминца и уничтожил воздушный узел связи, распределявший вражескую UCE, то есть вражеский «интерлинк». Для такой мощности заряда это было ничто, но дело было обычное. А ведь когда-то намеревались бить такими боеголовками