Мы, Николай II. Годы 1897 – 1913 - Станислав Черняк

Тянуть дальше не имело смысла, и в воскресенье, запасясь терпением и секретными фотографиями, я пригласил Николая Михайловича на ужин. Думаю, он не особенно разволновался от этого, на правах родственника и друга детства он и раньше бывал у нас пару-тройку раз в год. Не могу сказать, что эти встречи меня радовали — как тут расслабишься, когда после пяти рюмок коньяка надо поддерживать разговор о том, чего с тобой никогда не было.

Скажу честно — встреча была волнительной для меня. Как не крути, получается, что я пригрел змею у себя на груди. Человек улыбается, пьёт с тобой дорогой Шустовский коньяк, закусывает дольками лимона с чёрной икрой, любезничает с твоей супругой, играет с детьми, и при этом мечтает скинуть тебя с престола. Каково?

Лысеющий красавец с опрятной бородкой и пушистыми усами вежливо постучался и вошёл в мой кабинет.

— Ники, всё работаешь? Я надеялся застать тебя и Аликс в комнате для приёма гостей, а ты всё тут — за письменным столом.

— Приветствую, Николай Михайлович (а как же ещё, не дядей Колей мне его, в конце концов, называть), присаживайтесь, сделайте милость.

— Ты хочешь поговорить, — на лице моего двоюродного дяди не было и тени волнения. — О чём же, если не секрет?

— О твоих неожиданных сюрпризах!

— Неужели тебе кто-то проболтался о фейерверке, который я готовлю на Новый Год?

— Скорее о фейерверке, который ты готовишь в российской политике. И какая насыщенная подготовка — сегодня Шишко, завтра Дубровин. Давление слева и справа? Умно!

— Жизнь заставляет общаться с разными типами, — Николай Михайлович продолжал сохранять беззаботный вид, но глаза его выдавали лихорадочную работу мозга. — Кто тебе наболтал о моих встречах, Ники?

— Департамент полиции и министр внутренних дел. А какие выражения лиц — полное единение и согласие, — с этими словами я бросил на стол пачку фотографий. — Значит, по-твоему мне надо поскорее уйти в тень? И, судя по собеседникам, эту тень ты представляешь в виде двух метров земли над моей могилой.

— Ники, что ты такое говоришь. И в мыслях не было.

— Ой, какая невинность во взоре, покойный полковник Карпов, которому по твоей милости оторвало обе ноги, сейчас бы очень порадовался твоему ангельскому взгляду.

— Я не убивал Карпова, — почти взвизгнул Николай Михайлович.

— Сам лично, конечно, не убивал. Зачем? Ты же у нас пацифист. Военным стал, чтобы угодить папочке и мамочке, а сам предпочитаешь пыль древних рукописей и коллекции бабочек?

— Не смей укорять меня моими занятиями!

— Николай Михайлович, к чёрту твоих бабочек, пронзённых булавками. Зачем тебе потребовалась коллекция из человеческих страданий?

— Ники, ты никчёмный, злой, двуличный — с виду мягкий, а в душе –кровавый. Ты, ты… — дядя задохнулся от злобы.

— Хвала небесам, ты у нас ангел. Правда, как показывает практика, падший. Петров на допросе показал на тебя и Шишко, а тут ещё такие интересные встречи. Какой широкий круг интересов — от эсеров до черносотенцев.

— А может я хочу натравить одних на других, чтобы они перебили друг друга? — Николай Михайлович явно сумел взять себя в руки.

— Ты знаешь, у меня есть для тебя небольшой сюрприз. Пока мы, благодаря тебе, окончательно не свалились в хаос демократии, я лично приказал арестовать Шишко и Дубровина. Они оказались такими общительными и так много поведали следователям.

— Ты приказал их пытать?

— Зачем же так жестоко? Открою секрет — в нашем арсенале есть средство, способное развязать язык любому. Я назвал его сывороткой правды. Над названием, конечно, ещё стоит подумать, да и формула требует усовершенствования, но в целом средство работает безотказно.

— И? — наигранное спокойствие Николая Михайловича полностью улетучилось, он был испуган.

Я наигранно медленно открыл ящик стола, вынул несколько листков допроса и начал читать: «Леонид Эммануилович Шишко сообщил, что около года назад с ним сначала через посредника, а потом и лично, установил контакт великий князь Николай Михайлович, убедительно просивший организовать в России несколько крупных террористических актов, дабы дестабилизировать политическую ситуацию и оказать давление на действующего императора…».

Я внимательно посмотрел на притихшего Николая Михайловича и продолжал: «…26 августа 1909 года при непосредственном участии допрашиваемого было осуществлено нападение на поезд и украдено несколько килограммов золота, что позволило партии эсеров решить текущие финансовые проблемы и даже частично улучшить подготовку к предстоящим актам террора и экспроприации…».

— А вот здесь просто песня: «…руководившего следствием по делу об ограблении поезда полковника Карпова, великий князь Николай Михайлович предложил сначала подкупить килограммом золота, а когда последний отказался — ликвидировать, что нами и было успешно осуществлено».

— Если скажешь, что ты задумал вместе с Дубровиным, — сохраню жизнь. Если нет — прикажу повесить прямо на Дворцовой площади! — я дал волю своему гневу.

Николай Михайлович в ужасе отшатнулся, потом потянулся руками к кобуре и начал её расстёгивать. Он выхватил пистолет и направил его на меня.

Глава 30

И ЧТО ДАЛЬШЕ?

— Ники, ты жалкая бесстыжая тварь, возомнившая себя властелином мира. Ты учредил военно-полевые суды и надеешься кровью сохранить себе престол. Но я докажу тебе и всем, что историю изменить невозможно. Прости, но мне придётся поставить точку.

Дуло пистолета смотрело мне прямо в лицо. Далеко не самое приятное, признаюсь вам, впечатление. Я внимательно смотрел на палец великого князя на спусковом крючке. Нажмёт или так и не решиться? Рука Николая Михайловича бессовестно дрожала и это понятно — уверяю вас, что, не имея опыта, убить хорошо знакомого человека вот так безжалостно, в упор, совершенно невозможно для большинства нормальных людей. Однако, мой потенциальный убийца действовал в явном состоянии аффекта и это было по-настоящему опасно. Палец дёрнулся и всё-таки вдавил курок до конца. Грянул выстрел, но я продолжал стоять и улыбаться. Глаза Николая Михайловича расширились от ужаса, он вновь выстрелил, а потом ещё дважды. Я продолжал стоять, как ни в чём не бывало. Тогда он отшвырнул пистолет и кинулся к входной двери.

— Ты дьявол, настоящий дьявол, подменивший доброго Ники, — прокричал он, обернувшись ко мне у самой двери, потом схватил дверную ручку и начал лихорадочно дёргать за неё. Дверь была закрыта.

— Может быть ты наконец успокоишься, и