Совок 15 - Вадим Агарев
Значит, будет она вскорости перестукиваться со своим законным супругом по межкамерному телеграфу. Детей у неё нет, а статья есть и она тяжкая. При такой нехорошей статье ей и медаль «Мать-героиня» не помогла бы. Сто процентов, что её арестуют и до самого суда меру пресечения ей не поменяют. Значит Роза социально опасна и далее её светит только реальное лишение свободы.
Хотя нет, и с мужем она перестукиваться не сможет. Во-первых, «хаты» у баб на тюрьме расположены в самом дальнем конце продола. Как раз для того, чтобы по максимуму исключить межполовое общение арестантов. Любое. А, во-вторых, если комитетчики в неё вцепились, то они её поместят не в наше СИЗО, а в свой ИВС. Есть у них при областном Управлении свой ИВС. И своя приватная тюрьма у них тоже имеется. В том же здании, но через внутренний двор. Небольшая, но со всеми необходимыми атрибутами и, повторюсь, только своя. И, насколько мне известно, в отличие от ИВС УВД, с местами в комитетовских застенках напряженки никогда нет. Не ловят они столько шпионов и диверсантов, чтобы свободных камер не хватало. Если они их вообще когда-нибудь ловят…
— Я Корнеев из Октябрьского! — подойдя к полукруглой кормушке в окне дежурной части, негромко, но отчетливо представился я, — Меня приглашали!
Уточнять, что пригласили меня сюда гэбисты, я не стал. Дежурный в РОВД бестолочью быть не может по определению. И названной моей фамилии ему должно быть достаточно, чтобы свести меня с инициатором встречи.
— Сергей Егорович? Следователь Корнеев? — раздался сбоку тихий мужской голос. Еще до того, как милицейский капитан с красной повязкой на левом рукаве успел мне ответить, — Это вы?
Развернувшись вправо, я увидел стоявшего в шаге от себя незнакомого мужика. Возрастом лет под сорок и с изрытой оспой лицом. В костюме очень среднего качества. Зато в белой рубашке с галстуком и с мелким, под чернёное серебро, значком на левом лацкане пиджака. По этому значку я и понял, что говённый костюм, это отнюдь не продуманная хитрость профессионального ловца вражеской агентуры. Что это вовсе не средство маскировки рыцаря плаща и кинжала под техника по ремонту швейных машинок. Этот мужик абсолютно не скрывал своей принадлежности к главному секретному ведомству великой страны. Напротив, он её, эту принадлежность к КГБ, выпячивал. На строгом серебристом пенноне, украшавшем его не атлетическую кримпленовую грудь, был отштампован козлобородый профиль их ведомственного идола. Идейного, но безнадёжно чахоточного полуполяка-полуиудея. Того самого, с которого все сознательные советские юноши должны стремиться делать жизнь свою. Разумеется, только в том случае, если мнение поэта-песенника эпохи НЭПа товарища В. В. Маяковского для них что-то значит.
— А вы Сафин? — идя на поводу какого-то глупого своего мордовского упрямства, по-нашему, по-еврейски отреагировал я на вопрос не представившегося товарища, — Капитан Сафин из КГБ?
По большому счету, моя полудетская неприязнь к этому фалеристу не имела под собой никаких объективных оснований. Мужик делал своё дело и больше ничего. Просто мне до крайности было жалко одну цыганку. Шапочно мне знакомую. Но восхитительно живую и такую сногсшибательно красивую. И еще невероятно фигуристую. Которую этот внучатый птенец железного Феликса с механической бесстрастностью скоро перемелет своими челюстями. С помощью бэхов из славного Ленинского ОБХСС. И с обыденной неотвратимостью растворит её в пищеварительной системе нашего советского государства. Как какую-нибудь котлету с вермишелью, которую он сожрёт сегодня или завтра в своей столовке во время обеденного перерыва. Оно понятно, что закон, он на то и есть закон, но всё равно, что-то нехорошее во всём этом определённо присутствует. Что-то неестественное и бесчеловечное. Именно по отношению к Розе. Стоп! А это точно, мои мысли? Откуда они появились в моей голове и с какой такой стати⁈ Я ведь и сам людоед со стажем… Ну, ведьма Роза, ну, сука!..
— Повторяю свой вопрос, вы старший лейтенант Корнеев? — с нескрываемым раздражением и уже в полный голос выдернул меня из сомнительных раздумий ряболикий мужик.
Сделал он это, сунув мне под нос красную книжицу со щитом и мечом в развороте. А так же со своей фотографией и буквами. Перед тем, как он щелчком её захлопнул, я успел ухватить взглядом, что передо мной старший оперуполномоченный капитан Сафин Михаил Мухамедзянович.
— Точно так! — признал я очевидное, — Да, я старший лейтенант и я Корнеев! Следователь из Октябрьского РОВД. Удостоверение предъявить? — я обозначил неторопливое движение руки за пазуху к левому карману рубашки.
— Нет, Сергей Егорович, это лишнее! — чекист со снисходительным великодушием покачал головой, — Нам эти формальности ни к чему, героев мы знаем в лицо!
От же, падла! Вроде бы и доверие оказал, и даже польстил, а ощущение такое, что он только что демонстративно пёрнул в моём присутствии. Что ж, молодец капитан, умеет проявить своё отношение. Действенно и без открыто выраженного антагонизма.
Обижаться на Сафина мне было бы глупо, поскольку на его укол я нарвался по собственной глупости и рассеянности.
— Тогда, товарищ капитан, я готов к сотрудничеству! — без какого-либо намёка на ёрничество, объявил я и оглянулся по сторонам, — А где товарищ из прокуратуры? Вы же с ним меня арестовывать приезжали? — не ради провокации конфликта, а токмо из-за желания получить дополнительную информацию, поинтересовался я.
Комитетчик Сафин мой никчемный вопрос оставил без внимания. Вместо этого, он улыбнулся и, мягко взяв меня под локоть, подтолкнул к дерматиновым креслам, выстроенным вдоль всей противоположной стены райотдельского холла.
— Если вы не возражаете, Сергей Егорович, то перед нашей официальной беседой я хотел бы сначала задать вам несколько вопросов! По-дружески и, разумеется, без протокола! — продолжая ненавязчиво направлять меня к посадочным местам, дружеским тоном на ходу обратился он ко мне, — Только из хорошего к вам расположения я настоятельно рекомендую быть с нами откровенным! Вы же, насколько нам известно, близко знакомы с гражданкой Радченко? С Розой Мирославовной Радченко?
Михаил Мухамедзянович посмотрел на меня с доброжелательной строгостью мудреца-государственника.
— Ты же видишь, лейтенант, — по-прежнему улыбаясь, перешел гэбэшный басурманин на фамильярное «ты». Вдобавок еще разжаловав меня на одну ступень, — Видишь же, что мы не в кабинете на эту неприятную для тебя тему разговариваем? — с видом благодетеля Сафин осклабился в улыбке, — Мы оба мужики и я тебя прекрасно понимаю! Баба-то она, спору нет, красивая и ты молодец, что не растерялся!
Капитан еще шире растянул губы и подмигнул мне,
