Атаман - Алексей Викторович Вязовский

Встал Миронов, крепыш, с обезображенным сабельным ударом лицом. Надежный как скала — я его знал неплохо, еще со времени похода на Куня-Ургенч. И этот прокаленный солнцем, ветрами и пороховой гарью воин от имени всех полковников озвучил накопившееся недовольство:

— Ты нам сам, Матвей Иванович, сказал: все, что в Индии возьмем — все наше. А что брать-то? В Алахабаде поимели шиш да ни шиша. Черехов все к рукам прибрал?

Хренасе заход!

— Нечего там было прибирать, — сердито буркнул я. — Англичане все вывезли, а что не смогли взять с собой, то сожгли.

Полковники возбужденно зашептались. Платов тяжело вздохнул. Смотрел на всех исподлобья, будто не знал, что сказать. Всем нужны деньги. Золото так и манит…

— Атаман! Я смотрел карту. В трех дневных переходах будет Варанаси, — решил подсказать ему Миронов. — Столица царства Киши, союзника англичан. Нужно двух зайцев одним выстрелом убить — и казну пополнить, и от возможного удара в спину избавиться.

Матвей Иванович заложил руки за голову, хрустнул позвонками.

— Казаку и семь верст не крюк, да, ребятушки? Бенарес, о коем вы талдычите, на другом берегу. Дюжа, докладай!

— Варанаси или, как англичане именуют, Бенарес — подорвался полковник, — является священным городом у индусов. Храмов там понатыкано, погребальные площадки-гхаты с вечными огнями, паломников видимо-невидимо… Тронем — и на нас весь Индостан ополчится. Зато на нашем берегу стоит форт Рамнагра, где живет местный махараджа. Правда, он известен своими выступлениями супротив Ост-Индской компании…

— Получается, и этого пощипать нельзя? — недовольно зашумели полковники. — А кого тогда можно?

— Владетель Ауда крепко сторону Калькутты держит, — подсказал Дюжа, покосившись на Платова.

Атаман на него зло зыркнул.

— Ауд в противоположной стороне от нашей дороги. Разделяться? Собором и черта поборем, а пальцы растопырим — нам самим по сопатке дадут. Англичане в нашу сторону большой отряд отправили — мне махараджи на ушко весточку нашептали. Целая армия на нас идет.

Полковники опять несогласно зашумели. Тут-то я и понял, как тяжела работа атамана. Уловить все эти противоречивые флюиды, согласовать позиции…

— Казаков много не бывает, но мало не покажется, — хорохорились одни, а другие упирали на упускаемые возможности.

— А давайте этого пошлем, — вдруг кивнул на меня Белый. — Не вечно же ему все в одну харю грести! Пущай опчеству послужит на добровольных началах.

Ай, молодца, полковник! Забыл, как я его полк в Усть-Юрте вытаскивал из беды! И до чего ловко придумал: ты, Петя, потаскай каштаны нам из огня, а мы тебя за это продолжим не любить. Не иначе как призрак покойного Нестрелява в шатре загулял!

— Верно!

— Правильное предложение!

— Выйдет ли толк от его туземцев в будущей битве — то бабушка надвое сказала, — выдал тот, от кого я точно не ожидал такой бяки — мой бывший командир, Емельян Никитич Астахов. Все ополчились!

— Что скажешь, Петро? — с интересом посмотрел на меня Платов.

— Что скажу? — переспросил я, вставая и одергивая черкеску. — За здорово живешь не пойду — вот вам мой сказ. Мне свой отряд кормить чем-то надо.

— Это откуда ж у тебя отряд взялся? — насмехаясь, спросил Белый.

— У него под рукой пять тысяч туземцев, — мрачный Дюжа был, как всегда, точен, он даже знал, что людей у меня прибавилось на берегу Ганга. — Считай, половина всего нашего Войска

— Ничо се! — присвистнул Белый. — Да у нас тут новый атаман завелся. Как вошка. А на круге был⁈

Опять началось перешептывание. Платов мрачно пускал вверх табачные кольца из трубки.

— А мы енту вошку к ногтям — и щелк! — выдал какой-то шутник из молодых.

Я не выдержал и огрызнулся:

— Цапалка не отсросла, полковник! Есть что мне сказать, можем прогуляться за лагерь.

— Да я тебя!..

— Тихо! — прикрикнул атаман. — И сколько ж ты хочешь, Петя? — прозвучал правильный вопрос, заданный спокойным, даже скучным тоном.

— Пополам! И усиление мне давайте из маратхского балласта — из тех, на кого надежды нет в будущем бою.

— А харя у тебя не треснет, сотник? — не унимался Белый.

— Десять лакхов серебра мне привезешь, — резко подытожил Платов. — Миллион рупий!

Полковники радостно загомонили, заспорили, осилю я такую сумму или нет. Начали пересчитывать в рубли. Получалось плохо.

Мне же оставалось лишь понуро кивнуть. Новый рейд в неизвестность, да вдобавок нехилая такая нагрузка в виде финансовых обязательств… Радовало одно: можно и в Рохилкханд завернуть, новыми людишками из партизан пополнить свои ряды, да и проводниками буду обеспечен, советчиками, прочей помощью. То-то Фейзулла обрадуется…

— Ты, Петр, не тушуйся, — приободрил меня Дюжа после совещания. — По моим сведениям, англичане раньше требовали у махараджи Ауда 76 лакхов отступного, а когда он не справился, отобрали у него многие владения и посадили в них своих резидентов и фискалов. Пройдешься гребнем по их крепостицам и поотбираешь все, что они с населения собрали. Бежать им некуда — на Ганге вот-вот появятся наши канонерки.

Я посмотрел за реку. В лучах заходящего солнца, в дымке и облаках вдали прорисовывались контуры Гималаев. Сколько они повидали человеческой суеты у своих подножий?

Грабь награбленное — вот какую идею родила наша войсковая верхушка. А я, значит, стану главным экспроприатором…

Поблагодарил за совет, и оглянулся на шатер. Ждал, что Платов позовет сказать напутственное слово. Но он не позвал.

И как это понимать? Он сделал свой выбор в пользу полковников, а на мне поставил крест? Умом я его понимал: полковники — это сила, это становой хребет войска, а я действительно мелкая сошка с этой точки зрения. Увы, такова доля атамана — жертвуй малым, чтобы сохранить большое.

Понимать-то я это понимал, но все равно досадно и даже где-то обидно.

* * *

Большое скопление бесполезного народа иногда может оказаться весьма кстати в армейских делах. Очень редко — но может. Например, если нужно быстро построить понтонную переправу. Нагнали флотилию баркасов, толпу работников и в том месте, про которое рассказал мне вождь рохиллов — там, где русло разделял надвое большой остров, быстренько навели понтонный мост.

Неожиданно противник показал зубы. Когда первые лодки, забитые сабельщиками-шамшербазами, достигли противоположного берега, чтобы завести канаты, на них напали. Да