Русский диктат - Денис Старый

Через полчаса отряд из шести сотен ряженых турков, а на большее число просто не нашлось турецких мундиров, подошёл к воротам Хаджибея.

Краснов сидел в седле рядом с турецким полковником. Они подошли к воротам. Уже пора было сказать, но турок молчал.

— А ну говори, пёсий сын! — прорычал атаман.

Перевод не потребовался, так как турецкий полковник и без того понимал, что от него требуют. Он посмотрел на небо, двумя ладонями провел по лицу…

— Закрывайте ворота, обороняйтесь, в порту должен высаживаться русский десант! — успел прокричать турок, прежде чем атаман понял, что именно он говорит, и рубанул казачьей саблей турецкого полководца, который всё-таки решил принять героическую смерть, а не позорное предательство.

Краснову нужно было подумать о том, что враг не настолько уж и трусоват, и что турки очень мотивированы. Возможно, им не хватает опыта, тактики, выучки, но чего не занимать, так это достоинства и смелости. Может не всем, но немалой части турецких воинов, точно.

Чорбаджи и не думал предавать, напротив, он посчитал, что именно таким образом более всего подставит казаков. Ведь если бы не он, то другие турки могли бы согласиться, и сейчас казаки спокойно входили бы в крепость.

— А ну, братцы, навались! — истошно заорал атаман.

Он первым рванул своего коня в сторону приоткрытых ворот. Но турецкие солдаты уже закрывали их. Один из казаков, молодой, по имени Ивашка Сиротка, привстал в стременах и лихо соскочил с коня, повисая не на воротах, но на калитке, которую также пробовали закрывать. Но это было неудобно сделать, пока не будут закрыты ворота.

Турки силой дёрнули дверцы калитки, на которых висел молодой казак. Кости пальцев Ивашки хрустнули, но он остался висеть, чем создавал небольшую щель и не позволял закрыть дверцы на засов.

Тотчас подбежали другие казаки. Они втыкали в щель калитки свои сабли, пытаясь подрезать руки турок. Защитники же всё ещё надеялись закрыть массивную дверцу. Другие казаки уже отрубали по локоть турецких солдат.

Вскоре калитка была открыта, и туда хлынули казаки. Ивашка Сиротка взглядом провожал товарищей и сокрушался, что теперь не может держать саблю в руках, ибо кости в его пальцах были переломаны во многих местах.

Даже сейчас, испытывая невероятную боль, вместе с тем и досаду, что не может участвовать в бою, Сиротка не сомневался в своём поступке. Более того — гордился собой. Ведь если бы туркам удалось закрыть ворота, то они бы уже скоро начали обстреливать с крепостных стен подошедший казацкий отряд. И станичникам ничего бы не оставалось, как только улепётывать по-добру, по-здорову, да получать свинец себе в спину.

Возможно, своим поступком Ивашка спас не только станичников, но и тех десантников, которые сейчас подходили к пристани Хаджибея под турецкими флагами и также были в основном облачены в турецкие мундиры.

Звон стали, крики казаков и немногочисленной охраны ворот известили город об опасности раньше, чем застучали барабаны и загудели трубы, призывая весь гарнизон Хаджибея к обороне.

Но десантная операция только ещё начиналась.

Глава 10

Нет таких крепостей, что не взяли бы коммунисты.

И. В. Сталин

Хаджибей.

1 апреля 1736 года.

Звуки сражения заставили нас сбросить маски. Больше не нужно было притворяться, что к порту Хаджибея подходит небольшая турецкая гребная эскадра. Да и не противодействует нам здесь никто. А призы в порту сладкие! Линейный корабль стоит, да еще и фрегаты, галеры. По всему было видно, что снабжение логистического центра, хаба, османских армий, снабжается регулярно и по морю.

— Зульфикар Кичли! — проборматал я себе под нос, когда галера, на которой я находился, проплывал рядом с турецким линейным кораблем.

Это же громадина! Когда я интересовался турецким флотом, то этот вымпел звучал везде и был одним из семи, по крайней мере по тем данным, что мне доступны, стопушечников. Такой приз — всем призам приз!

— Передай еще двум галерам резко свернуть вправо. Идем на обордаж. Остальным двигаться дальше в порт, — приказал я.

Как же безмятежно провожали нас взглядом турки, облокачивающиеся на борт линейного корабля. Этого исполина нужно брать. Он находится на самом дальнем причале и не может быть заблокирован, как другие турецкие корабли. Уйдет же, гад. А потом еще доставит кучу проблем. Так что…

— Пали! — приказал я стрелкам.

Тут же три десятка бойцов схватили свои штуцера, прицелились.

— Бах! Бах! Бах! — началась работа.

Матросы и офицеры с турецкого линейного корабля, почти каждый из любопытствующих, получили свою порцию свинца. Менее десятка спрятались за бортом. Линкор Зульфикар Кичли был втрое выше, чем галеры. Так что стрелять по туркам на палубе не было возможности.

— Готовь кошки! Лестницы готовь! — кричали командиры.

— Бах! — как только высовывалась голова на корабле, тут же в нее летели не менее трех пуль.

Сложный абордаж нам предстоит, но расчет на то, что он будет внезапным для турок оправдывался. Только через минуту после выстрелов стрелков корабельные рынды начали греметь, сообщая о тревоге. Но мы уже были у бортов огромного корабля.

Полетели кошки, цеплялись за крюки лестницы. Сразу не менее сорока бойцов только с той галеры, где я находился, полезли на турецкий корабль. Иные прикрывали абордажников. Чаще стали работать стрелки. Турок становилось на корабле больше, просыпались и тут же включались в работу. Они пытались скинуть кошки, или перерубить веревки, но неизменно получали меткие выстрелы.

С другого борта заходила еще одна галера и там так же русские бойцы взбирались наверх и были близки к тому, чтобы спрыгнуть на палубу одного из сильнейших кораблей Османской империи. Мы выигрывали. Но это может продолжаться ровным счетом до того, как не будут открыты затворки пушек и не заработает корабельная артиллерия.

— Пойдем! — приказал я Кашину и постучал по револьверам.

Я был, как тот ковбой в дешевых голливудских вестернах. Два револьвера висели на бедрах. В ножнах шпага, приносящая некоторый дискомфорт при