Только вперед! - Денис Старый

— Ба-бах!

— Да-а, — протяжно сказал Демидов, почесывая свой бритый подбородок. — Сие превеликое преимущество.

Вновь разворотило мишени. И стало понятно, что можно эти щиты отодвинуть ещё дальше. Иные пушки с такого расстояния редко пробьют щит.

За счёт лучшей обтюрации в конусной каморе заряды новой пушки конструкции Норова летели и дальше, и точнее. И не только это было новаторским в новом орудии. Усовершенствованный лафет сделал пушку более манёвренной, поистине незаменимым полевым орудием. Четыре лошади, пускай и далеко не самые худые, могли орудие перевозить достаточно быстро.

Когда там, в Петербурге, Демидов общался с Норовым, Нартовым, с Шуваловым, Акинфий Никитич всё больше склонялся к тому, что это прожектёры. То есть такие, что будут много говорить, но, между тем, мало делать. За свою жизнь Демидов встречал таких фантазёров огромное множество.

Оказалось же, что пушка, с которой не сводил глаз Акинфий Демидов, — доказательство тому, что собрались не сочинители сказок. Как бы не вышло так, что эта группа людей сможет сделать очень многое.

— Прокопий! — кликнул Демидов одного из своих приказчиков.

Относительно молодой, но не уступающий умом и разумом старикам приказчик-распорядитель тут же оказался рядом со своим хозяином. Мало того, с дощечкой на руке, с листом бумаге на ней и готовый записывать хоть бы и на весу.

— Чего изволите? — спросил Прокопий Макарович.

— Экий ты ловки! Вот пошлю тебя в Европы в университету научаться, — сказал Демидов, смотря, как Прокопий макнул перо в чернила.

— За что, батюшка? Не гневись. Куда мне такое наказание? В Европы те ехать? — взмолился приказчик.

— Об том после еще поговорим. А ты отошли в Петербург, на нынче строящийся Ахтынский завод, ещё две тысячи рублей, — повелел Демидов.

— Завтра же поутру и отправлюсь. Али прикажете кого иного отправить? — спрашивал распорядитель.

— Нет, сам и поезжай. Да всё посмотри там. Прознай где нынче Александр Лукич Норов. Я ему письма напишу. Да возьми с собой кого, кабы послать мне весточки, — приказывал Демидов.

Акинфий Никитич подумал, что имеет возможность большими средствами вложиться в новое производство. Он уже знал, что пушки, как и сверлильные станки, и станки для нарезов ружей — это далеко не всё, что может и будет изготавливаться на новом заводе в Петербурге.

Создав пушку нового образца, уже оценив её преимущество над всеми остальными полевыми орудиями, Демидов посчитал необходимым не просто увеличить свою долю в новом заводе. Он решил и вовсе прибрать его к рукам.

Нет, душить инициативу Норова или Нартова, других изобретателей, которые собраны под этим проектом, Демидов не хотел ни в коем разе. Но он желал быть над всеми ими. Словно бы отец над своими чадами. Такой отец, у которого много денег, и по этому показателю с ним конкурировать никто не сможет из числа всех соучредителей завода.

А что касается Норова, так тут ещё открылась и другая история с этим человеком. Оказывается, Александр Лукич Норов умудрился начать чуть ли не войну с Василием Татищевым. С тем человеком, с которым уже давно враждует и сам Демидов.

И что было удивительно для Акинфия Никитича, Норов не то что не проиграл Татищеву, а как бы и не выиграл. И сейчас Татищев находится под следствием.

— А ты ещё, Прокопий, три новых пушки возьми с собой. Позволяю добрых лошадей прихватить, кабы пушки не сильно отягощали в дороге, — подумав, Демидов уточнял свой приказ.

Кроме всего прочего, Демидов чувствовал, что Норов может сыграть определённую роль даже в делах государственных. Акинфий Никитич, несмотря на то, что находится далеко от Петербурга, за столичными новостями следил с особым прилежанием.

Были у него свои прикормленные люди во дворце, регулярно сообщающие расклады. Ну, насколько это было возможно, учитывая большое расстояние до Невьянска. И в последнее время фамилия Норова стала звучать всё чаще. И это несмотря на то, что вроде бы как Александр Лукич всё больше воюет, чем занимается придворными интригами.

Так что Демидов, имея собственные разумения, решил Норова купить. Если не прямо сейчас, то, пока гвардеец стоит ещё не настолько дорого, как это может стать со временем.

* * *

Поместье под Каширой

7 августа 1735 года

Я — злостный преступник. Использовал собственные полномочия для того, чтобы решить личные вопросы. Понимаю, что это не совсем правильно. И даже нельзя прикрыться тем, что подобным образом ведут себя абсолютное большинство.

Выбирая дорогу, по которой мой полк должен был прийти в Петербург, я решил всенепременно пройти по землям своего поместья. Несколько опрометчиво я решил так поступить. Наличие огромного количества военных, как и сотен повозок обоза, можно было бы сравнить с Батыевым нашествием.

Пришлось даже в какой-то за свой счёт три дня покормить целый полк. Это было проявлением некоторого гостеприимства. Тем более, что и огурчики подоспели, и бычки со свиньями были готовы, чтобы стать сытным яством. А ещё, как мне кажется, я только укрепил веру своих солдат в то, что ими управляет щедрый и заботливый командир.

У простого солдата, из крестьян, наверное уже в код ДНК записано особое отношение к барину-помещику. И если барин, то есть я, так привечает, балует, то и хороший. И уезжали мои офицеры с уверенностью, что я правильно делаю. Им так же перепало.

Тем более, что была договоренность о складировании части богатств в моем поместье. Не нужно мозолить глаза в Москве и Петербурге своей прибылью от войны в Крыму. Люди завистливые, да на язык многие лихие. Ну и чтобы распорядиться, складировать все, нужно время.

И вот я отдыхаю. В своём поместье, с таким обслуживанием, что куда там даже самым дорогим отелям из будущего. И водички подадут, и штаны натянуть помогут. Хотя этой услугой я не пользуюсь. Кормят, словно полноценный шведский стол организовывается только лишь для меня.

— Управляющего! — потребовал я, когда проснулся на третий день пребывания в поместье.

Уже ушёл полк в Москву, уже я выспался и объелся, отмылся и спокойно поработал за письменным столом. Так что пора заканчивать затворничество. Рассчитывал, что жена приедет… Жаль, что нет. А по времени могла бы.

— Нынче же позову, барин! — отвечала румяная девица.

У меня и вовсе складывалось впечатление, если судить по соотношению мужчин и женщин в усадьбе, что идёт великая война. Иначе, почему так получается, что мне