Петр Третий. Огнем и Мечом - Владимир Викторович Бабкин
Иван после Персии немного и на «стратегических курсах» поучился, потому недоумевал, отчего учивший их генерал-фельдмаршал Кейт выбрал такую неудобную для обороны позицию. Нет, если бы Фридрих прямо от Кюстрина наступал — то позиция хороша. Но он то заняты русскими Кварченский холм с востока обошел. Можно было бы одними егерями пруссаков на переправах сдержать. Яков Виллимович командир опытный, но что вчера не было даже приказа пожечь мосты. Если бы не осмотревший позицию и те же переправы вчера Государь, то секунд-майор не сомневался бы что расположение войск оказалось ошибочное. Но! «Где Пётр Фёдорович — там победа». Значит готовит русский император Фридриху какую-то каверзу. Ему же, Анчуину, да и Фридриху, рано знать об этом!
У Ивана тут свои задачи есть. Его меткачи контролируют не только ближайшие мосты. Хотя уже этим они перекрывают возможность скрытного скопления у наших войск в тылу противника. У пятерых из них лучшие длинноствольные штуцеры-«винтовки», заряжаемые с казны. Ручная работа! Снаряжённые с аптекарской навеской патроны, пули «распирающие» особые, капсюльный замок, откидной в бок винтовой патронник, над стволом трёхкратного увеличения прицел. Окуляры — две капли чистейшей родниковой воды размером с алтын. На переднем метки. Очень для стрельбы удобные. Уверено на версту и пару цепей бьёт, то есть на тысячу двести мер по новой императорской системе. В общем, не винтовка — песня! Стоит правда каждая как вся Иванова деревня. И весит не мало: четырнадцать с половиной фунтов, по-новому это почти шесть кило. Так и с того что? Не егерям за винтовку платить, и не им в бой стоя ходить. Выбрал позицию, оборудовал лёжку, положил ствол на упор и сам рядом лежи. Главное глаза открытыми держи — цель пожирнее не упусти.
Остальные его меткачи, тоже не с пустыми руками, конечно, по номерам распределены. Ещё у пяти штуцеры попроще. У остальных пистоли и подзорные трубы. Они больше для наблюдения и охраны. Да вот один такой на соседней ели на десять метров выше Ивана сидит. «Тювик» самый легкий, у него два пистоля, бебут да трубы бинокулярные увеличением четыре у короткой, а у длинной двенадцать.
Глазастый малый. Как Сыч, он же сержант Ганнибал, после Гросс-Егерсдорфа с дерева свалился удачно, пришлось новые «глаза» искать. А тут Гурий Иваныч к отцу из Шляхетского корпуса сбежал… Выпороть бы. Да ведь на войну бежал, а не обратно. Вот и сидит второй день лейб-гвардии каптенармус Анучин младший высоко на ели, пропитывается смоленым и боевым духом. И много ещё чем. Такая уж у егеря жизнь. Не розами она пахнет.
Тювик поднимает руку над головой. Держит. Опускает её указывая на восток.
Хумай отвечает таким же понятием руки. Берёт подзорную трубу. Наводит. Ничего особенного. Тучки и солнце. Снизу пруссаки готовят к атаке полки. Что же сын увидел?
Повернувшись Иван видит, как глазастый отпрыск сложив из пальцев козу «торкает» её вперёд. Потом раскрывает ладонь и, покачав в локте, чуть поднимает её.
Секунд-майор напрягает глаза. В далеке, над холмами у самого горизонта невысоко парит странная птица. Иван поднимает командирский бинокль. Точно! Планер. С едва различимым даже с четырёхкратным увеличением наблюдателем. В верстах наверно в десяти-двенадцати.
Указательный палец Тювику вверх и кивок. Зоркий. Тихий. Терпеливый. Будет из парня толк. Бой ещё не начался, а то что не уйдёт отсюда Фридрих без короба сюрпризов сын увидел.
А Фриц похоже начинает, артиллеристы подпалили фитили. Анучин сложил руки и щебет свиристели полетел над лесом. Лес затих. Только где-то у реки зарянка поддержала беспокойную птицу.
* * *
КОРОЛЕВСТВО ПРУССИЯ. НОЙМАРК. ЦОРНДОРФ. 23 августа 1758 года.
— Ваше Королевское Величество, — фон Мантейфель отдал приветствие приблизившись к обозревавшему дымы сражения начальству.
— О, Генрих! — приветствовал генерал-лейтенанта король, — на какую няньку ты оставил своих померанцев? На Цитена? Этот старый Буцефал может не дождавшись Вас начать наступать.
— Не наговаривайте на Ганса, Ваше Величество, — ответил генерал, — он не Зейдлиц чтобы приказы обходить.
— Ну, ну, Генрих, я не смогу вам второй раз стоять против вашего кузена Ивана, — ухмыльнулся король, — если он его захватит первым, то вы брата у русских не обменяете, он же вроже как раз у этого русского Цёге-фон-Мантейфеля заложником в поместье?
— Да, Ваше Величество, — под твердил Генрих, — даже письмо недавно прислал.
— Что пишет?
— В основном семейное, — пояснил генерал, — но вот отмечает когда они русским под Гросс- Егерсдорфом в тыл вышли то их встретили щиты.
— Только ко то?
— Нет, Ваше Величество, но когда мы подступили к русским они тоже выставили щиты, — к отметилфон Мантейфель.
— И как это им против наших пушек помогло? — удивился Фридрих, — разметало уже наверно в клочья вместе с стоящей за ними пехотой⁉
— Разметало, и горит как захваченный с утра нами русский обоз, — подтвердил генерал.
Фридрих скривил нос. Оказавшийся сенным русские вагенбург с самого утра противно чадил.
— Стоп! Генрих! — повернулся в недоумении король Прусский, — там что так много щитов что бы дымить?
— Так точно, Ваше Королевское Высочество! — отрапортовал генерал, — мои лазутчики сползали к их позициям, так вот их «стойкие гренадеры» тоже в массе своей горят.
— И не уходят? — удивился Фридрих, — железные люди!
— Стойкие. Но не в этом дело. Это чучела.
— Чучела? — изумился Фридрих.
— В основном одетые в русскую форму и кирасы чучела, — пояснил фон Мантейфель, — а за ними есть невысокий бруствер и наверно окоп, русские жду наше атаки там.
Фридрих сжал губы и нервно задышал.
— Dreckiger Arschloch! Выродок голштинский! — выплюнул правитель Бранденбурга, — варварами правит и так и воюет, подло! От пуль прячется, а беззащитный Кюстрин сжёг!..
Генерал фон Мантейфель слушал высочайший словесный мат стоически. У правящего Гогенцоллерна была очередная истерика. Ему надо выговорится. Найти виновного. Ведь не может же король быть виновен в том что уже спалил четверть порохового запаса артиллерии, и потерял пятую часть батарей
