Петр Третий. Огнем и Мечом - Владимир Викторович Бабкин

— Земли?

— Не обязательно. Условно, если в бою будет пленён наследник престола противника, то с его папашей, или кто там на троне, уже можно торговаться об уступках и каких-то признаниях, в обмен на освобождение пленённого. Всяко бывает.

Помолчали.

Вдруг Павел выдал потрясающую по глубине фразу:

— Немцев тут много. Даже больше чем в Петербурге.

Я чуть не расхохотался привселюдно.

Киваю.

— Интересное и глубокое наблюдение. Мы, вроде как, в Германии.

Сын усмехнулся.

— Шучу я. Хотя, да, немцев много. Что мы с ними будем делать?

Улыбаюсь:

— Устами младенца… Не знаю пока, сын. Посмотрим. Отдавать их Августейшему брату Фрицу у меня нет никакого желания. Точно не сейчас. Да, и, вообще. Возможно, кроме Мемеля, и не стоит их включать в Россию. Впрочем, посмотрим по итогам войны и мирного соглашения.

Мы говорили по-русски. Как только мы пересекли границы Германии, мы, не сговариваясь, перешли на русский. Почему? Не знаю. Может потому, что мы тоже, в сущности, немцы. Но, двум Государям Всероссийским, Самодержцу и Цесаревичу, говорить в Германии на немецком — это какой-то моветон. Мы — русские. Хоть и немцы по крови большей частью. Особенно Павел. Впрочем, для середины XVIII века понятия немец и немецкий язык не несут какого-то политического или даже национального содержания. Всяких немцев в Европе вагон и маленькая тележка. Да и сами немцы сходу не перечислят сколько у них всяких герцогств и княжеств. Есть Священная Римская Империя германской нации, но это довольно аморфное образование. И Империя эта Римская мало как мешает своим частям воевать между собой и с соседями. Так что немцы благополучно и с упоением продолжают резать друг дружку. Бог им в помощь и Бог им судья. Как говорится, Бог узнает своих.

Я не пастор, чтобы учить их жизни и проповедовать благочестия. Своих дел хватает.

С нами раскланивались всякими реверансами. В целом, по докладам, настроение, в городе и округе было сносным. Шла война и Пруссия, похоже, её проигрывала. Ну, даже, если и выиграет по итогу, как это отразится на жителях Восточной Пруссии? А никак. Перепресягнут Фридриху и радостно встретят своего Государя. А проиграет Фриц войну, так и местным что за беда? Зато избавились от тягот войны и разрушений. Налоги, как собирались, так и собираются. Рекрутов пока не забривают. Тех солдат и офицеров, кто перепресягнул Петеру Третьему, просто выводят из города и оттягивают вглубь тыла. Обычная предосторожность от возможных мятежей. А так, ничего эдакого не происходит. Торговля идёт. Никаких грабежей и насилия.

В конце концов, Петер Третий и Пауль — немцы. Свои, практически. Чего нервничать понапрасну?

— И что ты хочешь, пап?

Пожимаю плечами.

— Трудно сказать определённо и категорично. Повторюсь, идёт война. И у нас нет выхода в Мировой Океан. А это плохо.

— А Архангельск?

Что ж, наши занятия географией и политэкономией проходят не зря. Да, Павлу всего двенадцать. Но, я, всё же, профессор университета из далёкого будущего, да и мама наша очень образованная и просвещённая. Не говоря уж о целой веренице преподавателей самого высокого здешнего уровня, которые готовят России Наследника Престола.

Кривлюсь.

— Ты до Архангельска самого доберись сначала. Тем более с серьезным грузом. Тем более, что там сезон не такой уж и продолжительный. Потому я тебе и говорил, что нужно нам ещё хотя бы два порта в незамерзающей части Финляндии и Норвегии. Как и Мемель на Балтике. Кстати, сын, напомни мне, на чём поднялись немецкие города на Балтийском море?

Тот пожал плечами. Типа очевидный же ответ.

— Ганза.

— Именно! Ганзейский союз установил льготные пошлины для своих членов. Но, после присоединения Новгорода к Москве, нас с побережья Балтики вышибли. Твой прадед, после неудачных попыток это сделать до него, таки смог пробить это самое «Окно в Европу» и мы вновь получили доступ к Балтийскому морю. Я лишь расширяю это окно. Да, это не Мировой Океан, по крайней мере в военное время, когда Любекский канал и проход мимо Дании заблокированы. Но, даже в таких условиях, при наличии сильного флота, мы можем обеспечить морскую торговлю и перевалку грузов между нашими городами на Балтике. А дешевле транспорта, чем река и море, просто нет. Да и быстрее намного.

Кивок.

— Да, я знаю. Пап, когда мы поедем на саму войну?

Самый неприятный момент.

— Ты останешься в замке. В Штабе Ставки Верховного Главнокомандующего.

Он едва не плакал.

— Ну, пап, ты же обещал меня взять…

— Я тебя обещал взять с собой в Восточную Пруссию. Вот мы здесь.

— Пап…

Вздыхаю.

— Сын. Потерпи. На твой век войн ещё будет предостаточно. В той огненной каше, что будет на поле боя ты ничего сейчас не поймешь. Дым, огонь и суета. А здесь, у тебя будут офицеры Генштаба и карта с фигурками артиллерийских батарей, бригад, полков и батальонов, воздушные шары, тылы, фланги, обозы. Офицеры будут тебе комментировать что происходит и почему то или иное происходит. Это тебе не игрушки в Петербурге на манёврах. Это настоящая битва. Световой Телеграф будут приносить новости и изменения. Учись. Война не завтра закончится. Ты даже успеешь вырасти. Так что не волнуйся о том, что всё пройдёт мимо тебя.

— Пап. А можно, после сражения туда мне приехать?

— Зачем?

— Я хочу видеть, как оно на самом деле.

С сомнением смотрю на него.

— Поле боя — не лучшее зрелище, уж поверь мне. И пахнет там не розами. Будешь просыпаться в кошмарах. Тебе не понравится.

— Я не барышня, чтоб падать в обморок. Это война. Если я этого не увижу своими глазами, для меня все эти карты будут такими же игрушками, как в нашем дворце в Петербурге. Позволь.

Хмыкаю.

— Твоя мама меня убьёт. Ладно, я подумаю. Но, только после битвы.

Всё там, конечно, не уберут, но, хоть самое вопиющее. Впрочем, аромат битвы и через неделю не выветрится. Это не зимой сражаться. С другой стороны, зачем я сына сюда тащил? Цветочки нюхать? Видами любоваться? Он — Наследник Престола и будущий полководец. Или я его сегодня в пыточную водил просто поглазеть? Нет. Я рощу и воспитываю Правителя Всероссийского. А там не только балы и приёмы, но и грязь, и кровь.

И дерьмо.

— Хорошо, сын. Договорились.

— Спасибо, пап.

* * *

КОРОЛЕВСТВО ПРУССИЯ. НОЙМАРК. ЦОРНДОРФ. 23 августа 1758 года.

Гвардии секунд-майор Анучин высоко сидел в своём гнезде старого дуба