Железный лев. Том 3. Падаванство - Михаил Алексеевич Ланцов
— Вы хотите положиться на мнение мальчишки? — нервно поинтересовался Чернышев. — Я слышал эти домыслы. Он просто не понимает обстановки на местах.
— Этот мальчишка сумел за одну кампанию, не командуя даже эскадроном, переломить ход войны на Кавказе, — вежливо заметил Дубельт.
— Случайность!
— Может быть. А если нет? Давайте отбросим в сторону то, кто это сказал. Что не так в предложении? Выбираем наше укрепление удобное для исходной точки наступления и начинаем от него тянуть железную дорогу. Располагая в суточных переходах редуты, в которых держать припасы. Разве тут есть что-то дурное или глупое?
— Это все очень дорого и долго. Нам придется тянуть такую дорогу от Эмбы или даже от самого Урала[3]. Совокупно как бы не тысячу верст. С мостами.
— Но, если так сделать, мы сумеем обеспечить тылы?
— Пожалуй. Хотя я полагаю, местные повстанцы вновь будут партизанить и станут разбирать пути.
— Я думаю, господа, — произнес император, — стоит направить письмо Льву Николаевичу. Раз уж это его идея, то пусть все обстоятельно посчитает. А мы подумаем.
— Тут и думать нечего! — отмахнулся Чернышев.
— А мы подумаем, — с нажимом произнес император.
— Хорошо. — нехотя кивнул военный министр.
— А у вас с этим графом все сложилось, Михаил Петрович? — обратился Николай Павлович к Лазареву.
— Мы отлично пообщались, но я не спешу с выводами.
— Серьезно? Отчего же?
— Говорит он славно и разумно. Но я жду, пока он воплотит в металле хотя бы что-то из обещанного. Поймите меня правильно — он кавалерист, а рассуждает о флоте. Интересно, не скрою. Но где флот и где кавалерия?
— А если он окажется не болтуном? — улыбнувшись, спросил Дубельт.
— То я бы хотел видеть его своим приемником. Потому как в отличие от многих действующих капитанов и даже адмиралов он смотрит вперед. Сильно наперед. Века на два уж точно. И ясно видит — зачем нам нужен флот и какой. По шагам. Если это все не пустые фантазии… хотя бы частью, то я оставлю флот ему с чистой совестью.
— Михаил Петрович, я правильно вас понимаю, вы желали бы видеть его моряком? — неподдельно удивился император.
— Да. Если не обманет в обещаниях.
— Чудны дела твои, Господи… — покачал головой Николай Павлович и перекрестился на образ.
— Я согласен, — произнес Чернышев. — Пускай лучше сует свой нос в корабли, чем в армию. Пользы больше.
Император едва заметно нервно дернул щекой.
Его уже порядком раздражало это предвзятое отношение Чернышева, которое, чем дальше, тем сильнее проявлялось. Он будто бы ревновал ко Льву. Оттого и злился, раздражаясь при любом его упоминании, стараясь всячески препятствовать его идеям и предложениям.
Присутствующие это тоже заметили.
Ну, кроме Чернышева, которого явно обуревали явные эмоции. Вон — сидел-пыхтел…
* * *
В то же самое время в Казани молодой граф Толстой беседовал с дорогим гостем. С Дональдом Маккеем — весьма перспективным, как ему казалось, судостроителем из США.
Война войной, а дела делами. Поэтому стряпчий Льва Николаевича вел очень активную деятельность в США по вербовке разного рода специалистов. Например, вывез на датских кораблях работников с арсенала в Харперс-Ферри, где некогда трудился Кристиан Шарпс.
Вот как англичане оказались поблизости, так и завербовал.
Корона очень жестко обращался со всеми местными производствами, старательно их уничтожая. Чтобы даже если война не выгорит, то устранить конкурента в лице Соединенных штатов. Поэтому работники и побежали.
Наслышаны уже были.
Всех таких деятелей англичане сгоняли в концентрационные лагеря[4] под открытым небом, и утилизировали, применяя самые жестокие меры. Тут и голод, и размещение под открытым небом, и расстрелы по любому поводу, и тяжелый каторжный труд по инженерному обеспечению их кампании. Но не умственный, а лопатой и киркой.
Вот работники предприятий и мерли как мухи. А впереди английских войск летела их слава…
На Харперс-Ферри к началу 1848 года трудилось 341 работник. Двадцать семь предпочти отступить на юг. Остальные же приняли предложение Льва, подписав контракт, и с семьями перебрались в Казань на постоянное место жительства.
Да, где-то четверть — разнорабочие. Но в Казани и их не хватало. А вот процентов за шестьдесят — это квалифицированные работники. Что было ценно. ОЧЕНЬ ценно. Разом пополнив предприятия Толстого на полторы сотни таких человек. Ну и инженеры с машинистами, так как на том арсенале имелось около сотни паровых машин…
Всего же за 1848 году уже удалось вытащить в Казань свыше трех тысяч ценных специалистов. По-настоящему ценных. Вот как этот кораблестроитель…
— Вы просите невозможного! — с некоторым раздражением воскликнул Дональд Маккей на английском. К его удивлению, граф свободно на нем общался. — И все мои учителя это, без всякого сомнения, подтвердили бы.
— Учителя?
— Учителя.
— Опытные кораблестроители?
— Именно так.
— В свое время один мудрец подметил, что, если какой старый, опытный человек говорит, будто что-то можно сделать — это почти наверняка так. А вот если говорит, что нельзя, то весьма вероятно он ошибается. — озвучил Лев собеседнику первый закон Артура Кларка. — Друг мой, не будьте стариком в столь юном возрасте.
— Какой-то странный мудрец. — покачал головой Маккей.
— Да вы сами посудите. Каждое новое поколение проходит немного дальше. Вспомните, что кричали в Париже по поводу локомотивов? И что же? Все страхи и ужасы оказались пустышкой. Потому что молодые пришли и сделали то, что старики считали, будто бы сделать нельзя. На этом стоит человечество. В этом и суть смены поколений. Они ведь не просто так меняются.
— Может быть… — нехотя согласился Дональд.
— Черт возьми! Будьте как пират!
— В строительстве кораблей? — удивился Маккей.
— В отношении к жизни. Единственный способ обнаружить пределов возможность состоит в том, чтобы отважиться шагнуть немного дальше — в невозможное. — озвучил граф ему второй закон Кларка. — И мне нужны, чтобы вы это сделали вместе со мной. То есть, просто пошли и построили большой парусник с четырьмя или даже пятью мачтами водоизмещением десять тысяч тонн. Быстрый. Максимально быстрый. Но пригодный для эксплуатации минимальным экипажем. Поэтому с паровыми лебедками и тому подобными ухищрениями.
—
