Новые приключения князя Андрея в России 1806 - Августин Ангелов

Князь Николай был сухощавым и жилистым мужчиной, пожилым, но еще не дряхлым. И все его движения в обращении со станком и деталью, которую он обрабатывал, выглядели точными и сноровистыми, выдавая в нем талант настоящего мастера, умеющего очень многое делать своими руками. Князь Андрей даже залюбовался на мгновение его работой. А он, не поднимая глаз от детали, крикнул:

— Егорка! Ну, чего стоишь? Заходи. Поможешь мне сверлильный станок починить. Там ремень лопнул.

— Это я, отец. Я вернулся с войны, — проговорил князь Андрей.

Старик перестал точить и, подняв глаза, казалось, онемел. Уставившись на сына, он, наверное, целую минуту не мог вымолвить ни единого слова. А потом пробормотал:

— Я думал, что это пришел Егорка, крестьянский малец, которого я взял в подмастерья…

И тут же добавил, словно очнувшись, уже другим тоном:

— Не верю своим глазам! Ты ли это, сын мой? Как же это возможно? Я же получил письмо от Кутузова о том, что ты героически погиб со знаменем в руках!

— Не знаю, почему Михаил Илларионович не написал вам после, когда я уже нашелся. Но, как видите, я жив и даже здоров! — проговорил князь Андрей, войдя в мастерскую и с интересом рассматривая оборудование и инструменты.

— Совсем ты взрослый стал и суровый. Даже родного отца обнять не хочешь. Поди, хлебнул на войне лиха? — пробормотал старик, разглядывая сына.

А тот просто подошел и сгреб старика в объятия, ни слова не говоря.

— Ну все, пожалей мои старые кости, — проворчал Николай Андреевич.

И, дождавшись, когда сын отпустит его, добавил:

— Знаю я, что такое война, еще с князем Потемкиным служил. Думаешь, что просто до генерал-аншефа дослужиться мне было? Совсем непросто. Много солдатской каши для этого съесть пришлось. Так что, садись, сынок, и рассказывай, как же так вы при Аустерлице пролюбили все хорошие шансы на победу?

— Да и рассказывать особо нечего. Австрийский генерал Вейротер подсунул нашему императору Александру негодный план. И государь этот план по своей неопытности утвердил, проигнорировав мнение Кутузова. Мы из центра начали атаковать по флангам, растянув войска. А Наполеон дождался, когда основные наши силы начнут фланговые атаки, покинув центральную позицию на Праценских высотах, и французы заняли ее, захватив наши пушки. Ну, а дальше уже начался разгром, поскольку господствующая высота и преимущество в артиллерии оказались у супостатов, — сообщил князь Андрей.

Старый князь покачал головой, потом проговорил:

— А Кутузов сейчас в опале. Я давно уже не видел его. Гораздо дольше, чем тебя. По слухам, он все лечит свою раненую щеку где-то на юге, на водах. И говорят, что губернаторствовать в Киеве его вот-вот назначат. Не знаю точно. Он мне писем больше не слал. Хотя, если он знал, что ты все-таки жив остался, то мог бы и написать старому сослуживцу.

Князь Андрей сказал:

— Кутузов, наверное, подумал, что кто-то выдает себя за меня. Я в Моравии в такую историю попал, что сообщение ему мне удалось только посредством голубиной почты отправить. А для этого письмо сначала зашифровывали, а потом расшифровывали. И почерк, разумеется, получился совсем не мой. Хотя ответ он все-таки прислал. Тоже с почтовым голубем. Вот только, написал, что ничем помочь не может ни мне, ни тем людям, с которыми я тогда находился.

— В плену у французов был? А раз помощь просил, значит, побег задумывал вместе с другими пленными, так, что ли? — спросил Николай Андреевич.

Князь Андрей проговорил:

— В плену оказался после контузии. Мне рану зашили, но оставили умирать, думали, что не выживу. А я выжил и к нашему отряду прибился, который отстал при отступлении от основных сил…

— Но выжил же! Слава Богу! — воскликнул отец и уже вполне искренне сам обнял сына и даже чмокнул в щеку с той стороны, где розовел шрам от французской пули.

И он не замечал в сыне никакой особенной перемены до того момента, как тот сказал, еще раз внимательно осматриваясь в мастерской:

— Да у вас тут, папаша, станков прибавилось, пока меня не было. Самое время начинать уже не табакерки мастерить, а оружие новое изготавливать, нарезное и казнозарядное.

Старик уставился на молодого князя своими холодными серыми глазами, блестящими непримиримой сталью из-под кустистых бровей. За этот недобрый взгляд его давно наградили в высшем обществе прозвищем «Прусский король», хотя к пруссакам его род отношения не имел. Одновременно его жилистые руки сжались в кулаки, а лицо исказила гримаса, напоминающая кривую хищную ухмылку, обнажившую оскал пожелтевших, но все еще крепких зубов. Он топнул ногой, обутой в сапог из мягкой кожи, расшитый серебряными узорами, и тряхнул головой, на которой, вместо шапки громоздился напудренный парик с косичкой, маскирующий лысину, внезапно закричав:

— Да что ты себе позволяешь? Что за манеры у тебя, Андрей! Да разве так надобно разговаривать со своим отцом? Что еще за «папаша»? Такое слово говорят старшим только мужики сиволапые! Или ты уже в мужика превратился из князей, пока служил? Какой позор на мою старую голову, что вырастил такого неучтивого сына!

К старости генерал-аншеф в отставке сделался натурой вспыльчивой и даже истерической. Вот только, князь Андрей совсем об этом забыл. После контузии в его теле жил абсолютно другой человек, тоже по имени Андрей, но вовсе не князь, а лейтенант из будущего. Сознание заместилось и перезагрузилось, пока лежал в коме после тяжелого ранения, а остатки памяти сохранили лишь хорошие моменты из детства прежнего князя Андрея. Потому нынешний молодой князь совсем не был готов к подобному повороту в настроении родителя.

— Ну, вы чего, папенька? Успокойтесь уже. Я даже не предполагал, что одно какое-то неосторожное слово способно вас так сильно из равновесия вывести… — попытался смягчить родительский гнев князь Андрей.

— Пошел вон, невежа! Не желаю тебя сегодня видеть! — крикнул старый князь, указав сыну на дверь сухоньким пальцем.

Князь Андрей, обескураженный резкостью отца, несколько секунд постоял в дверях в нерешительности. Внутри у него бушевали эмоции, но он понимал, что в этот момент, когда старик впал в истерику, слова едва ли помогут. Возможно, если он станет возражать, то будет еще хуже. Потому Андрей развернулся и вышел в коридор, где холодный воздух огромного непрогретого дома обнял его, словно старый друг