По прозвищу Святой. Книга третья - Алексей Анатольевич Евтушенко

— И это тоже, — согласился Максим. — Плюс ещё один фактор.

— Какой?

— Я бывший беспризорник и не только лётчиком воевал, но и фронтовым разведчиком. Даже партизанил. Так уж случилось. Знаю, как и куда бить, чтобы противник не встал. Да и боксом занимался в юности.

— Где именно, если не секрет?

— В трудовой коммуне имени Дзержинского, я её воспитанник.

— Понятно, — сказал Мазанов. — Интересный ты человек, товарищ младший лейтенант. Эх, мне бы таких хоть пяток на Управление, мы бы с бандитизмом быстро покончили. Не хочешь к нам?

— Извини, Захар Фёдорович, — позволил себе тоже перейти на «ты» Максим. — Но у нас разные профессии. У тебя — своя, у меня — своя. И менять свою на твою мне не с руки.

— Что ж, — вздохнул Мазанов. — Наверное, ты прав. Однако помни, что предложение о помощи с нашей стороны остаётся в силе. Любая, если потребуется, только скажи.

— За это ещё раз спасибо, — сказал Максим. — Не забуду.

Они пожали друг другу руки, после чего Мазанов пошёл к машине. Открыл дверцу, помедлил и спросил:

— А кто прыгнул на восемь с лишним метров?

— Джесси Оуэнс, великий американский легкоатлет. Негр. Единственный в мире спортсмен, который сумел стать четырёхкратным олимпийским чемпионом за одну Олимпиаду. Случилось это пять лет назад, в Берлине.

— Точно, — сказал Мазанов. — Читал в газетах. Но ты, вот, запомнил, а я — нет. Ну, бывай.

Он сел в машину и уехал, а Максим отправился на аэродром, где его ждали очередные тренировочные полёты.

Немцы заняли Таганрог семнадцатого октября и тут же начали развивать наступление на Ростов по Таганрогскому шоссе.

Из сведений, полученных от КИРа, Максим знал, что так будет. Знал и то, что уже двадцатого октября они будут остановлены в районе села Чалтырь, всего в пятнадцати километрах от Ростова. Советские солдаты будут стоять насмерть, и, в конце концов, немцы откажутся от планов порыва к Ростову по Таганрогскому шоссе и в ноябре, когда уже начнутся морозы, перейдут в наступление намного севернее, в районе города Шахты.

Эти места — сёла Чалтырь, Синявское и Крым, хутор Недвиговка были знакомы Максиму по тем временам его юности (временам, которые ещё не наступили), когда он гостил в Ростове.

Они с его другом Игорем не единожды ездили тогда в музей-заповедник Танаис, расположенный рядом с хутором Недвиговка на берегу реки Мёртвый Донец.

Максим до сих пор помнил, как величественно и красиво садится солнце в кусочек Азовского моря на западе, отражаясь в нём так, что кажется, сливаются, двигаясь навстречу друг другу, два солнца — настоящее и отражённое.

Эту картину он наблюдал с копии деревянного древнеримского моста, переброшенного через оплывший ров, некогда окружавший город Танаис — самую северную колонию древних греков Боспорского царства.

Потом они пошли на территорию музея. Там на него наибольшее впечатление произвели не амфоры, пифосы, древние монеты, оружие и прочие археологические находки, а небольшой музей в музее — уголок, посвящённый поэтам «Заозёрной школы», жившим и творившим в Танаисе в восьмидесятых годах двадцатого века. Сто лет назад, если считать от две тысячи девяностого года и сорок вперёд от нынешнего тысяча девятьсот сорок первого.

Он даже запомнил некоторые имена и фамилии.

Геннадий Жуков, Виталий Калашников, Игорь Бондаревский…

Их стихи нашёл потом в Сети, и некоторые строчки до сих пор помнил наизусть.

Звякнет узда, заартачится конь.

Вспыхнет зарница степного пожара.

Лязгнет кольцо. Покачнется огонь.

Всхлипнет младенец, да вздрогнет гитара.

Ах, догоняй, догоняй, догоняй…

Чья-то повозка в степи запропала.

Что же ты, Анна, глядишь на меня?

Значит — не я… Что так смотришь, устало?

Это Жуков, «Романс для Анны».

И тут же Калашников, его «Хижина под камышовой крышей»

'Родная, ведь скоро мы станем с тобою —

Легчайшего праха мельчайшие крохи —

Простою прослойкой культурного слоя

Такого-то века, такой-то эпохи'.

'Любимый, не надо, все мысли об этом

Всегда лишь болезненны и бесполезны.

И так я сейчас, этим взбалмошным летом,

Все время, как будто на краешке бездны'.

Эти люди были по-настоящему свободны, и это чувствовалось в их стихах, продолжающих жить и через сто лет.

Он помнил бесконечное ночное звёздное небо, раскинувшееся над Мёртвым Донцом, и себя, плывущего вниз по течению реки на спине и глядящего в это небо.

Кажется, тогда он впервые серьёзно подумал о том, что хорошо когда-нибудь добраться хотя бы до одной из этих звёзд.

Что и помогло ему впоследствии стать космонавтом-испытателем прототипа первого в мире нуль-звездолёта.

Что в конечном итоге привело его сюда, в осень сорок первого года, в город Ростов-на-Дону и Новочеркасск, в одиннадцатый запасной авиационный полк.

Ключевое слово «запасной».

То есть, не участвующий в боях.

[1] Район Ростова-на-Дону.

[2] Из русских былин.

Глава пятая

Максим посадил самолёт, вырулил на стоянку, отстегнул ремни, выбрался на крыло, спрыгнул на землю.

Очередной тренировочный полёт прошёл отлично и даже где-то скучно.

Хотелось в бой, схлестнуться в воздухе с настоящим противником, но полк продолжал учёбу.

Вот она — разница между партизанщиной и армией, думал он. Был бы сейчас в своём отряде, сам бы планировал операции. А тут сиди и жди.

Подкатила «эмка» командира полка майора Коробкова.

— Товарищ лейтенант, я за вами! — позвал водитель, высунувшись из окна. — К командиру!

Техник