Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр

Наставник Цзинь вдоль и поперек исходил как деловые, так и политические круги и слыл мастером общения, Шан Сижуя он знал как свои пять пальцев и прекрасно понимал: сказать тому пару ласковых, сочащихся медом слов – и Шан Сижуй не сможет ему отказать. Вот почему наставник Цзинь прибег к своим тайным методам, склонился к уху ученика и все нашептывал ему, да еще то и дело трепал по плечу, и выглядело все это так, будто он заигрывал с мужчиной. Оказывается, наставник Цзинь хотел, чтобы Шан Сижуй поклонился одному большому человеку как своему названому отцу! Имя этого влиятельного человека и впрямь было широко известно. Пусть даже Шан Сижуй ничего не смыслил в политике, его-то он, безусловно, знал. Да они даже были уже знакомы: когда-то давно между ними завязались приятельские отношения, Шан Сижуй учился тогда еще у наставника Цзиня, и вместе с этим большим человеком они обедали и ходили слушать оперу. Тогда он не вознесся еще так высоко по службе, но уже являлся личным гостем наставника Цзиня, да и в театральном мире его очень уважали. От случая к случаю он высказывал свое мнение о постановках (он любил порассуждать, как можно изменить мир к лучшему), в общем, считался образцовым знатоком оперы. Поскольку положение его было особенным, никто не смел ему возражать. Прежде этот большой человек подшучивал над Нин Цзюланом:

– Ты шаншу [215] «грушевого сада», ниже одного, но выше тысяч других. Ну а я должен получить титул цензора «грушевого сада», специально чтобы следить за вами, власть имущими и высшими чинами.

В ответ Нин Цзюлан заявил, что не смеет, однако прозвище цензора «грушевого сада» все же широко разлетелось.

Шан Сижуй ужасно изумился и со смешком ответил наставнику Цзиню:

– Куда это годится?! Наставник, прошу не дразнить меня!

Наставник Цзинь только собрался ответить, как к ним без предупреждения заявился мастер игры на цине Цяо Лэ, Цяо-лаобань. С донельзя довольным видом он толкнул двери и вошел внутрь, а за ним следовал Ли Тяньяо. Ли Тяньяо просидел дома два дня подряд, пока отпечаток пощечины не сошел с его лица, и теперь пылал прежним энтузиазмом. Сперва он справился о здоровье наставника Цзиня, и было видно, что они часто друг друга навещают. Цяо Лэ подошел к наставнику Цзиню со спины, взял его ложку, зачерпнул из горшка бульона из старой утки и, не поднимая головы, сказал:

– Я столкнулся с Сяо Ли в дверях, вот и решил привести его с собой. Чтобы не заставлять его полдня ждать на морозе в твоей огромной усадьбе, где куча правил.

В усадьбе наставника Цзиня он чувствовал себя как у себя дома: утиный бульон ему не понравился – слишком жирный, и он кликнул слугу, чтобы тот заварил ему чаю, а затем, никого не спрашивая, закурил в столовой, покашливая и отхаркиваясь. Правила этой огромной усадьбы совершенно его не касались. Наставник Цзинь, этот до маниакальности чистоплотный, утонченный человек, на удивление потворствовал Цяо Лэ. Он лишь бросал на него недовольные взгляды, однако ворчать не стал, а со смехом обратился к Ли Тяньяо:

– Сяо Ли пришел как раз вовремя, ты хороший друг почтенному Жую, и я считаю тебя своим человеком. Есть у меня одна мысль, которую я хотел с тобой обсудить. – И повторил то, что говорил только что Шан Сижую.

Услышав это, Ли Тяньяо ахнул от восторга, обрадовавшись за Шан Сижуя:

– Это в самом деле замечательно! Слова члена комитета Лю приравниваются к императорскому указу, если такой почтенный человек встанет на сторону нашего Шан-лаобаня, никто больше не станет нести чушь, не подумав!

Для актеров было обычным делом поклониться какому-нибудь влиятельному человеку и назвать того своим отцом. Те актеры, у кого не было поддержки, могли и жене начальника уезда отбить земной поклон и назвать ее матушкой. Шан Сижуй вышел из знатного рода «грушевого сада», и потому ему удалось отбиться от многих названых отцов и матерей. И вот кто бы мог подумать! Когда он сам уже прославился, оказался вынужден покрыть себя позором на склоне лет. Наставник Цзинь нашел для Шан Сижуя названого отца, чье имя звучало по всей Поднебесной, а положение было немыслимо высоко, так что Шан Сижуй оказался и смущен неожиданной милостью, и в то же время сомневался. Чувство собственного достоинства не изменяло ему, и бегать за кем-то, называя отцом, для него было слишком унизительно.

Цяо Лэ, потягивая чай, вдруг сплюнул в чашку чаинки, покачал головой и вмешался в разговор:

– Вот уж что называется дрянной идеей! Этот Лю Ханьюнь – старый несговорчивый осел, лицо у него кислое, сердце жестокое, только и может, что поучать своих же! Куда это пропала его третья дочь? Если парнишка Шан примет его фамилию, станет пользоваться его печатью, разве не придется ему с этого дня безмолвно подчиняться, внимая всем наставлениям? Да пусть в Бэйпине говорят, что им вздумается, рано или поздно буря утихнет. Раз уж принялся зарабатывать на жизнь своим трудом, должен быть готов ко всякому, разве нет? К чему звать тигра, чтобы прогнать волка?

Наставник Цзинь вскинул брови:

– Ты, старик! Тебе-то что до этого?! Кто тебя просил трепаться?!

Цяо Лэ поставил чашку и холодно усмехнулся:

– Ты думаешь, другие ничего не понимают и я тоже не понимаю? Думаешь, откуда ему знать? Ученик признает твою старую любовь своим названым отцом, вы и прежде были близки, а тут ты будешь прямо-таки в окружении родных тебе людей, как ни крути, вся выгода достается тебе!

Не успел Цяо Лэ договорить, как наставник Цзинь с криком запустил в него фарфоровые палочки для еды:

– А ну катись отсюда!

Схватившись за голову, Цяо Лэ сунул себе за пазуху сигареты со спичками и прошмыгнул к дверям.

Ли Тяньяо привык уже к переполоху и шуму в собственной семье, так что ничуть не удивился этой сцене, лишь тихонько усмехнулся. Шан Сижую тоже неловко было излишне изумляться. Наставник Цзинь обернулся к нему с легкой улыбкой:

– Не слушай чушь, что несет этот старик. Пусть ты примешь члена комитета Лю как названого отца – так он в Нанкине, а ты в Бэйпине, между этими городами пропасть, как он сможет тебя наставлять отсюда? Да и названых сыновей у него великое множество! Исходя из твоего возраста и опыта, не скоро придет твоя очередь позориться! Сперва разберись с тем, что у