Заворг. Назад в СССР - Михаил Васильевич Шелест
— Да это я так, про Афганистан думаю. Просто столько жизней положили, а за что?
— Интернациональный, сука, долг, хе-хе, — грустно «хохотнул» Наботов.
— Мне надо перестать срываться, — продолжил думать я.
Вид за иллюминатором, в смысле чернота, разбудили такие же чёрные мысли.
— Да как не срываться, когда в самый неожиданный момент, у неё какой-нибудь заворот мыслей. Безумство какое-то… Тьфу! Не-е-е… Надо делать квартиру в МЖК, а потом уходить. Двухкомнатных мало, может не достаться. Чтобы первым быть, надо так впахивать, что она повесится от одиночества. Я и так, кое как… Народ там землю рыл. Да и давно этот МЖК, оказывается. Уже года три как они по колхозам баллы зарабатывают. Грушевой у них верховодит из отдела кадров. А я и не знал. Только послезнание пробудило во мне эти мысли. Тут у нас на базе, кстати, Николай Якименко, в МЖК состоит. У него уже баллов столько, что он первым в отряд выйдет. И как мне надо херачить, чтобы их догнать, она думает?
— Ха! — усмехнулся я. — Она пока совсем о другом думает. Ни о каком МЖК. Какое МЖК. Нет для неё никакого МЖК. Думает, что муж её так и будет по морям ходить, а она, бедняжка, в общежитии жить. Бесперспективный у неё муженёк, да-а-а… Механик технологического оборудования на судах Владивостокской, млять, базы тралового, млять, и рефрижераторного, млять, флота, сука… Она же не знает, что я собираюсь сваливать из этой конторы и с морей в принципе.
Ту-то Ларису я в масле маслил, да и немного мысли ей подправил своей матрицей, а эта, как была взбалмашной, так и есть. Под стать своей фамилии. Да и родня у них… Все такие… Шлея под хвост попадёт и держите меня семеро. Любовь, будь она неладна. Проскочила молния, и пи*дец. Да-а-а… Вот пуля пролетела и ага… Вот пуля пролетела и товарищ мой упал. Э-э-э-х! Пи*дец ситуация! Не могу я бросать детей. Она сама без отца выросла и только в девять лет мать увидела по сути, когда приехала во Владивосток. Жила с бабушкой.
* * *
[1] История реальная. Взята из автобиографии автора.
[2] Щирый — настоящий.
Глава 5
И бабушка жила без дедушки, потому что, то ли тот её бросил, то ли она от него уехала, забрав дочь. И сейчас тёща гнобит отчиам, который поменял «зелёный Москвич» на чёрную Волгу и вынужден теперь зарабатывать на неё и на обстановку в новой четырёхкомнатной квартире. Сука! Гнобит, млять! За германский мебельный гарнитур, млять, гнобит! За то, что приёмная дочь ничего, кроме импортного шмутья не знала лет с пяти. А теперь уехал на заработки куда-то на севера и, типа, их бросил… Вот такая семейка…
— Что-то ты, Василич, молчаливый сегодня. Уже мыслями дома?
— Да-а-а, уж, — неясно выразился я, вздыхая.
Незаметно подошла вахта старпома, и я от греха подальше ретировался, спустившись в цех. Там шел процесс заморозки и тарирования, то есть — упаковки, рыбы. Стояла жуткая «запарильня».
— Как им самим дышится? — удивился я.
В слесарке на диванчике спал одинокий Панин. Значит Мостовой в своей каюте. Понятно. А мне, бедному крестьянину, куда податься? Вспомнил про бригадира, когда его увидел.
— Ахмед! — позвал я.
— Да, дарагой! — отозвался он. — Как настроение?
— Настроение рабочее. Хотел тебя попросить, чтобы твои ребята не учудили вдруг поломку шкафа.
— Что ты, дарагой! Я им вот как приказал, — он сжал пальцы и потряс правым кулаком.
— Ну, и хорошо.
— Ну, и хорошо, — сказал он и рассмеялся. — Эх! Жалко вина домашнего нет.
Я вспомнил, что он не лезгин, а осетин. С Северной Осетии он.
— У Коли Галушки ещё вино молдавское осталось. Он обещал бутылку. В подарок…
— Ух! Хороший подарок… От всего сердца подарок! У них тоже неплохое вино. Но наше лучше. Сладкое оно у них. Я пробовал. Но крепкое. Хорошее вино. Но наше лучше.
Я рассмеялся.
— Из винограда не может быть вино плохим. Другим — да, а плохим — нет.
— Павильно говоришь, дарагой. Как мой дед говоришь! Мудрый человек мой дед! И ты мудрый. Серёга говорил, ты что-то придумал для оттайки? Ходил, смотрел… Спашиваю, что смотришь? Он палец к губам прижал и говорит: 'Тихо! Молчи! Никому не говори! Василич рацуху придумал, скоро пара здесь совсем не будет. Так, да?
— Наверное. Придумал, да. Посмотрим, что получится. Только ты не говори не кому. Не надо. Пока. Надо сделать сначала, да? Потом говорить.
— Правильно говоришь! Снова мудро говоришь! Не ломались сегодня ещё!
— Тьфу-тьфу-тьфу! — ответил я, делая вид, что «сплёвываю» через левое плечо. — Ещё всякое может случиться.
Однако вахта прошла без происшествий, и я назло всем «врагам» в журнале написал только фразу: «Обслуживание работающих механизмов».
* * *
Этот вариант жизни был совершенно неправильным. Нельзя оставлять жену одну, тем более, такую ранимую, как моя, пережившую «тяжёлое детство». Надо было что угодно делать, но в море не идти. Пусть бы искали работу на берегу. Закоситьнадо было, короче. А я пошёл деньгу заколачивать, да-а-а…
И вот сейчас надо было ситуацию править. И не силовыми методами, плетью обуха не перешибить, а технично.
— Тебе сколько лет, Миша? — спросил я сам себя. — Двадцать пять? Не обольщайся! Тебе столько лет, сколько люди не живут. И ты тут будешь исполнять танец маленьких лебедей? Охренел, что ли на самом деле? Взбодри свою матрицу и хватит сопли жевать. Ты точно знаешь, что тебе надо. И начать надо с Натальи Басовой. Хрен с ней этой поджаркой из минтая под маринадом. Надо будет, я и сам приготовлю. Но второго раза быть не должно. Никакого ты права не имеешь предъявлять претензии жене, если сам пошёл налево.
Приняв душ, я не завалился спать, а пошёл в библиотеку и забрал все масляные краски, кисти, этюдник, пачку картона и три загрунтованных фабричных холста.
— Наташ, тут первый помощник меня работой загрузил к дню рождения Ильича, буду занят после обеда, — сказал я.
— Стендом займёшься сам? А что Сашка? Не сможет разве?
— Не, не стендом. Потом расскажу.
Оставив Наталью в раздумьях, я отнёс всё, что взял в фотолабораторию и направился к первому помощнику капитана Смирнову Николаю Петровичу. Отличный мужик, Николай Петрович. Пятьдесят годков ему уже стукнуло, а он всё в моря ходил и народ идеями Маркса, Энгельса, Ленина охмурял. Вот, меня, например… Но я ему благодарен. Перестройка,
