Заворг. Назад в СССР - Михаил Васильевич Шелест

Что Генка делает револьвер я узнал случайно. Увидел, что он из куртки достаёт что-то завёрнутое в тряпицу, а тряпица возьми и раскройся. А под тряпицей стальная поверхность характерной для ствола формы. НУ, то есть просто ствола, как части оружия. Почему я смог сразу определить, что это ствол, не знаю. Может быть по реакции Генки. Сообразительный я был малый. Хотя, почему был. Я и остался сообразительным и с мгновенной реакцией. Даже в «здешнем» институте здешний «я» брал не знаниями, а сообразительностью. Особенно на предметах по специальности. Хотя и не только.
И Генка сознался, показал, я удивился, а потом присутствовал при испытании, когда стальная самодельная пуля пробила пятисантиметровую доску, отчего-то металлического отрикошетила и прострелила токарю штаны и мошонку, не повредив, правда сами яички. Тогда токарь с психу, выбросил револьвер за борт и пошёл сдаваться медику, сообщив ему, что сел на электрод, которым наплавлял вал. Медик — кореец Киохан, только хмыкнул и прооперировал бедолагу. Разбираться, чем и кто пырнул токаря, он не стал.
Потом токарь был вынужден собрать ещё один револьвер, потому что Генка «подтянул Тимофеича за базар», пригрозив в Находке поставить того на ножи, если ствола не будет.
Что и как было дальше я не знал, так как из стажёров перешёл в механики и от Генки съехал в каюту на палубе выше. Теперь мне вспомнилась та история, и я подошёл к токарю с подобным вопросом. К моему удивлению Тимофеич отреагировал на просьбу спокойно. И я предположил, что у того процесс налажен и уже имеются заготовки.
Металл на плавбазе имелся любой. Как в отливках, так и в изделиях. Например, списанное оборудование в моём цеху: немецкие морозильные шкафы «Линды». С них мы много чего поотручивали. Вот двадцатимиллиметровой толщины нержавеющая станина агрегата и пошла, по словам Генки, на сам ствол.
Точила поэкспериментировал с закалкой, и, «процементировав» металл в небольшом электро-горне с, хе-хе, «турбонаддувом», добавив углерода, сумел ствол нормально закалить. На сколько выстрелов его хватит, кто знает, но оружие стреляло, как говорил Генка, нормально. Мелкашечными патронами стреляло.
Зачем мне ствол, я не думал, но его наличие меня бы в этом мире успокаивало, думал я. Промолчав про цену, токарь сказал, что у него работа и включил станок. Поняв, что сделка заключена, я вышел в цех и вышел через него в кормовую надстройку, где была столовая команды, библиотека, кинозал, где каждый вечер крутят фильмы. На самом верху надстройки имеется волейбольная площадка, огороженная высокими трубными стойками с натянутой между ними сетью. На этой площадке я «здешний» занимался спортом, да. Вот туда я и двинулся, на ночь глядя.
На площадке, освещённой ходовыми огнями, я выполнил хейяны и несколько высших ката. Тело было неплохо подготовлено. Я только немного добавил в работу таза и выполнения блока гедан барай. Тут я его, почему-то, выполнял с разворотом корпуса во фронт, а не повёрнутым против блокирующей руки. Странно, кто это его так научил? Хм! Похоже — Жлобинский.
И другие блоки у «здешнего» меня были хороши, но выполнялись с прямо развёрнутым корпусом. Странно. С развёрнутыми хикитэ плечами, локоть свободной руки уходил по дуге вокруг тела, усиливая блок, свободная рука заряжалась для следующего удара или блока. Одновременно уменьшалась площадь «мишени». Тело посопротивлялось немного и сдалось, побеждённое моей матрицей. В целом своим выполнением комплексов я был удовлетворён, как и техникой ударов руками и ногами. В кирзовых сапогах ноги слушались не очень, но «здешний» я ноги к сапогам вполне себе приучил, а я только подкорректировал, взяв их матрицей под особый контроль. Скорость ударов не была запредельной, как у меня прежнего, но вполне достаточной, для обычного каратиста уровня коричневого пояса. Есть куда расти, хе-хе… Сейчас мои мышцы как перестроятся! Ух!
Удовлетворённый собой «здешним», я как можно дольше поотжимался от палубы. Получилось отжаться сорок раз.
— Нормально для такого тела! — решил я. — Количество отжиманий дело наживное, ха-ха.
Поприседал на одной ноге, держа другую «пистолетом»… Тоже ничего себе. Тридцать раз… Хорошие ноги у меня «здешнего». А по внешнему виду не скажешь. Вспомнил, что здешний я не любил «тягать железо», опасаясь лишится скорости, и работал только с телом, отжимаясь, приседая и подтягиваясь. Хотя, какая разница? И так тоже можно мышцы «забить» если не растягивать их.
Посмотрел на часы время подбиралось к полуночи. А с полуночи до четырёх была вахта третьего помощника капитана Сергея Николаевича Наботова — первейшего тут на базе у меня корефана. Потом, с четырёх часов до восьми, стоял вахту четвёртый помощник со старпомом. Старпом часто на вахту приходил и уходил досыпать, поэтому я и в это время мог заходить на мостик и «отвлекать» друзей от вахты.
Особо я их не отвлекал. Мы обычно стояли у лобового стекла рубки, вперившись в чёрную даль, иногда облагодетельствованную точками ходовых огней. Стояли и хлебали чай с печенюшками, позаимствованными штурманами в своём буфете.
Как-то в этом рейсе, когда мы только свершали переход из Владивостока в Южно-Курильскую ивасёвую экспедицию, проходя Сангарским проливом, я первый увидел странные огни, движущиеся синхронно и пересекая наш курс. Судно, судя по хорошей скорости должно было проскочить между ними, но я обратил внимание Наботова, что огни движутся с одной скоростью. Тот глянул в радар и заорал:
— Лево руля, машина — самый малый!
Оказалось, что мы шли, как раз в борт огромному парому. Пролив-то был между островами Хоккайдо и Хонсю. Вот такие дела, да-а-а… [1]
В цеху делать было нечего. Пока ничего не сломалось можно расслабиться, а Мостовой и Панин знали, где меня искать. Да исправятся они без меня в любом случае, если что. Это если вдруг в нескольких местах одновременно «жахнет», тогда да… А транспортёрную ленту поменять, редуктор или какую другую поломку, они и без меня устранят.
В столовой попил чаю с хлебом и маслом, как раз что — то типа обеда для ночной вахты, и пошёл на «мост».
— Всем доброго времени суток! — поздоровался я. — Привет, Серёжа!
За руку мы не здоровались. Пройдёшься по судну, подержишься за поручни, и руки мыть нужно. Поэтому мы друг с другом порешали, что ручкаться не будем.
— Привет! — сказал Наботов растягивая «е».
Он был родом из Латвии, окончил там мореходное училище и распределили его во Владивосток. Отец у него был русским, мать — латышкой. Жил в городе Лиепае. Говорил он по-русски как и мы, но чуть-чуть растягивал конечные гласные.
— Готов к четверному?
— Готов. Наварили, наготовили, как