Барин из провинции - Дмитрий Валерьевич Иванов
— Много можно. Не так щедро, конечно, как ты, но платит народ. До тридцати рублев доходит в месяц. Ну, ранее было. Сейчас болею часто, да и ноги плохо ходют… А тебе я на что? Вон мою Парашку лучше забери, а то не ровен час пришибут её тут в трактирной драке. Да и поистаскалась уже шалава.
— Умная женщина всегда пригодится. Да хоть бы химии поучишь… А гулящих мне не надобно.
Утром собираемся в дорогу. Владимир уже совсем хорош. А ведь помогла бабуля, как ни крути! Зря наговаривают на народную медицину. «Скушай заячий помёт, он ядреный, он проймёт!» — всплывает в голове строка, подходящая к сегодняшнему чудесному выздоровлению. Кстати, надо будет поломать голову и все произведение вспомнить.
С утра Ольга была явно не в духе — лицо хмурое, губы поджаты. Оказалось, всю ночь её клопы кусали. Странно, меня вот — ни разу. Хотя нумер у меня был не в пример дешевле. По крайней мере, не чешется нигде. Может, я местной живности не по вкусу пришелся? На фоне собственного недосыпа и злобы Ольга к выздоровлению Владимира отнеслась с полным безразличием. Может, конечно, и удивилась, но виду не подала.
Почти весь день прошёл на автомате, но к вечеру Ростова Великого мы так и не достигли. Остановились опять в какой-то деревушке. Причем на крупной почтовой Семибратово остановку делать не стали: мест не было хороших. Одних почтовых дилижансов я насчитал там три штуки. А до Ростова — верст пятнадцать, может, больше. Решили всё же подъехать к городу поближе.
Дорогу я местами узнавал, местами — нет. До тех пор как этот тракт станет трассой «М8» ещё много времени пройдет. Тимоха, несмотря на своё таксистское прошлое, ориентировался ещё хуже меня. Ну а чего, собственно, ждать от этой братии? Либо навигатор, либо — «дорогу покажешь, брат?»
Вот только навигаторов тут нет.
Я, кстати, зря послушал Ольгу с Владимиром, что отговаривали меня добираться почтовыми — нас то и дело обгоняли почтовые кареты с пассажирами. Как выяснилось, этот вид транспорта недавно стали пускать по маршрутам, и сразу путь от Москвы и до неё сократился: не надо больше заморачиваться сменой лошадей на каждой станции, не страшны поломки — обо всём позаботится перевозчик. Пассажиру остаётся только сидеть, глядеть в окно да иногда останавливаться на ночлег. Удобство и прогресс налицо!
Зато у нас в Москве будет своя мобильность! И билеты на почтовые, скажу я вам, — удовольствие не из дешёвых. От Костромы они пока не ходят, а вот от Ярославля на человека поездочка в районе тридцати рублей выйдет. До Петербурга — и вовсе под сотню. Ну и сидеть в тесном дилижансе ввосьмером удовольствия мало — а именно столько сейчас стандартная вместимость кареты. Ещё и груза много с собой не возьмешь — всего полпуда.
Всё это я, к слову, на прошлой станции выведал, сам особо не желая. Ничего, теперь я учёный. А вот чему я не научился, так это черствости и эгоизму. Нет, в душе, может, я и эгоист, кто ж спорит… Но правильное воспитание, вежливость и прочий альтруизм я, как человек из будущего, в себе ещё не изжил. Поэтому лучший номер на постоялом дворе опять отдал Ольге. А мы втроём снова ютимся в тесной комнатушке. Причем, Володя продолжает понравившееся ему лечение — то есть выпивает. И ведь не скажешь ему ничего: он хоть и на зарплате у меня, но перед сном, в самом деле, почему бы и не тяпнуть? Как ему запретишь?
Вот и лежу теперь, слушаю Володин храп. Ворочаюсь. Спать не хочется совсем — за день успел отоспаться. На одном из привалов даже попросил не будить себя. В итоге простояли мы в том месте не час, как планировали, а все два с половиной. А ведь могли бы уже и до Ростова добраться…
— Петро, не озоруй! Не озоруй… мужу скажу! — слышится возмущенный женский голос со двора.
Неведомый мне Петро, впрочем, тоже не молчит. Слов его я приводить не буду — не для печати они. Но суть ясна: бухой мужик клеится к замужней местной работнице. А та, судя по тому, как быстро голос её стал шепчущим, верностью мужу не страдает. И шепчет она теперь уже не угрозы.
Тьфу ты! Черти… весь сон сбили. Может, к Ольге пойти? Ну и что, что в возрасте дама, зато ухожена, как будут говорить в будущем. Вчерашняя молодая годами проститутка куда как хуже выглядела.
Встаю попить — горло сухое. Пожалуй, и до ветра схожу. Вон горшок стоит, как и положено, но делать своё дело в присутствии двух, пусть и спящих мужиков — увольте. Не по мне это.
Главное — на Тимоху не наступить. Тот развалился прямо между кроватями, которых в номере всего две. Постелили ему рогожку, под голову сунули тюфяк из соломы — и хватит.
— Ах ты тварь! — в рычание Петра и охи-ахи его подружки вдруг вплёлся новый, яростно возмущённый голос. Не иначе как благоверный вернулся и застукал голубков на горячем.
Звуки ударов, борьбы, рычание соперничающих самцов под окнами окончательно прогнали мой сон, хотя и не разбудили моих спутников. До поры. Пока из темноты не раздался истошный бабий визг:
— Убили-и-и!!!
Вот теперь, наверное, проснётся весь постоялый двор, включая собак.
Тимоха подскочил, протирая глаза:
— Кого убили?..
А вот Володе всё нипочем — спит как убитый. Ну, да он же под хмелём.
— Тихо! — шикнул я. — Два мужика сцепились, да и чёрт с ними. Спи дальше.
Ввязываться в разборки нет ни малейшего желания. А ну как свидетелем потом стану⁈ Да и что, жалко мне кого, что ли? Кто там орёт — сам виноват.
— Так ведь баба же это… — логично сомневается Тимоха.
— Да спи ты, господи. Орёт и орёт, — отмахнулся я.
За окном забрезжил слабый рассветный свет, послышались новые голоса, суета… И я неожиданно вырубился. Вся эта кутерьма, крики, драка меня, наоборот, расслабили. Заснул, как убитый, и проспал до самого утра.
Утром, как оказалось, — никто никого не убил. Одному, правда, башку раскокали — теперь валяется хворый. А второго в полицию, или куда тут положено, сдадут. Специально я,
