Смерть в июле и всегда в Донецке - Дмитрий Александрович Селезнёв
Но чтобы жить и отдыхать здесь нужна хотя бы иллюзия безопасности, необходима крыша над головой. Сначала нужна крыша, любая, пусть из говна и палок, потом можно подумать о тепле и печке. После них можно уже устроить и другие развлечения.
— А у нас тут ещё и кинозал есть, хотите покажу? — обратился ко мне один бородатый старичок с автоматом.
— Конечно, давайте, показывайте.
Под Кременной мы частенько навещали тринадцатых барсов, которые окопались в лесах на второй и первой линии обороны. Это дружественное нам подразделение, у нас с ними установлены тесные связи.
Как-то раз мы приехали не одни, а с балалайкой, гитарой и саксофоном, и наш маленький, вселяющий надежду оркестрик под управлением войны, дал небольшой концерт для поднятия духа бойцам. Ангажемент состоялся, настроение мы действительно подняли. Особым вниманием пользовалась единственная девушка в нашем коллективе — это была моя жена. Она приехала ко мне на Донбасс и я, предварительно упаковав её в бронежилет, каску и зимнюю «горку», взял с собой в лес на творческий выезд. Появление красивой женщины на фронте всегда вызывает ажиотаж, к ней выстроилась очередь для совместных фотографий.
Некоторые бойцы сами изъявили желание петь. Один парень, совсем юный, затянул песню. Он не фальшивил, песня лилась ровно, как спокойная река, голос лишь чуть дрожал от волнения, что придавало исполнению особую чувствительность, он пел так душевно и хорошо, что, глядя на него, я подумал, что мы можем из-за него проиграть войну. Потому что, ну, не может петь так хорошо боец, от которого требуется способность безжалостно убивать. С другой стороны, думал я, сомневаясь, рефлексируя и дискутируя сам с собой, зато у солдат есть понимание, за что они воюют. И «когда на смерть идут — поют». Да и тех, кто способен безжалостно убивать, у нас тоже полно.
После концерта и подошёл ко мне старичок с предложением пройти в кинозал. Вообще, в БАРСах полно пенсионеров. Мотивация у всех разная, но, в основном, все они идейные. Воюют они за то, чтоб их внукам не пришлось воевать. Да и скучно-то бывает на пенсии. Живёшь с пожилой сварливой женой или без неё, дети все разъехались, а тут такая несправедливость на Украине случилась!
Старик повёл меня в блиндаж. Блиндаж хороший, добротный, вырытый прямо вглубь на три метра в землю. Солдатский гостиничный люкс на три койко-места. Над одним ложем алый стяг с профилем Спаса Нерукотворного. На другой стене — флаг зелёно-красный, крест-накрест погранцов — ещё один пенсионер, только безбородый, который спустился с нами, служил в пограничных войсках. Джигит и Зелёный — так звали старичков. Им обоим было за шестьдесят.
Кинозал, который они мне показали, оказался миниформатный. В качестве экрана использовался айпад, который устанавливали на сколоченную умелыми руками деревянную подставку.
— Нам не нравятся новые фильмы, — говорил шестидесятилетний Джигит, — особенно не нравятся американские. В них столько показного, наносного и вранья… Мы смотрим старые фильмы, «Аты-баты, шли солдаты», например. Вчера смотрели один из любимых фильмов — «В бой идут одни „старики“».
Переняв эстафету от стариков прошлого, старики и сейчас идут в бой. Олдскул рулит — пенсионеры бродят в лесу Кременной с автоматами. И они покруче будут героев американских боевиков.
— А так у нас всё есть, не жалуемся. Вот хоругви. Вот флаг пограничников. Фрукты вот есть — Зелёный для подтверждения вытянул из мешка, висевшего на гвозде, красное яблоко, — вот сгущёнка, печенье. Всё, что необходимо для жизни, у нас есть. У нас любые продукты. А если нам что-нибудь ещё захочется, то мы отпрашиваемся у командиров и в городе покупаем.
Линия фронта пролегала от Кременной недалеко. Связь в городе не работала или работала плохо, поэтому для встречи всегда забивались на время у «Золотой рыбки» — бензозаправки на въезде в город. Там тебя, как орёл, телец и лев у ворот райского города, встречали перед Кременной золотая рыбка, журавль и два лягушонка с бубном и трубой — сваренные железные инсталляции, украшающие территорию заправки. За этими милыми животными уже давно никто не ухаживал: они стояли в пыли и грязи, краска на них поблёкла и местами облупилась. Рыбка безумно скалилась, взгляд у лягушат казался паническим. А журавль — «трёхсотый», у него обломилась лапка — ранение становится заметным только когда приглядишься.
И мимо этой троицы в город ехали серые хищники: танки, РСЗО, бронемашины различных видов. Ну и мы, военные журналисты.
Если оставались у барсов под Кременной на ночь, нас располагали в деревне, где они дислоцировались. Селились барсы в брошенные дома, таких у линии фронта через одного, если не все.
В таком «арендованном» солдатами доме наглухо задрапированы все окна, ни одного просвета на улицу, он кажется необжитым, но верный признак, что там находятся люди — это жужжание генератора. Проходишь поздно вечером или ночью в «жужжащий» двор, идёшь в полной темноте, подходишь к дому, тук-тук-тук, кто в теремочке живёт? Открывается дверь — и на тебя выливается ушат яркого электрического света.
А снаружи человеческого присутствия не видно. Стоит в темноте дом без окон, без дверей, но в нём полна горница людей,
