Смерть в июле и всегда в Донецке - Дмитрий Александрович Селезнёв

рукой. И не такая уж тут в Донецке непреодолимая грань стоит между нами — часто на выездах, фиксируя обстрелы, ты натыкаешься на трупы. Последний раз я видел двоих. Они распластались на асфальте в неудобных позах, лицом вниз, как будто куда-то ползли вниз по проспекту, оставляя кровавый, свекольный след на асфальте. Рядом стояла угольная, сальная от сажи сгоревшая газелька. Этим случайным прохожим просто не повезло, вряд ли же укрoпы именно их хотели убить. Но разлёт от «Града» большой, и одна из пущенных ракет упала возле оживлённой трассы именно в тот момент и в том месте, когда и где они шли по улице. Эта смерть была делом случая, любой мог оказаться на их месте. В том числе и я.

В Донецке в ходу реклама похоронных услуг. Этот вид деятельности пользуется спросом. Рекламу ритуальных услуг можно встретить в виде бегущей строки на электронных табло, воткнутых возле дорог. Полный комплекс. Кремация. Памятники. Соцпакет. Транспортировка по СНГ — немаловажная деталь, в Донецк приезжают воевать и из стран ближнего зарубежья.

Ещё мёртвые смотрят в Донецке с плакатов — например, вдоль дорог развешены постеры с Вохой и Воробьём — молодыми парнями, начавшими воевать с Русской весны 2014 года и погибшими в эту кампанию в ходе СВО. Воха погиб в самом её начале, Воробей — через год и три месяца. Ты видел их вблизи живыми, общался, и немного непривычно теперь разглядывать их застывшими на билбордах. С Вохой знакомство вообще как-то странно получилось. Меня познакомили с ним под Волновахой, когда шёл штурм города. Мы пожали руки. И в этот же день, через несколько часов, он погиб. Рычаг до мёртвых у правила рукопожатий здесь короткий. В начале лета, выбравшись из зоны СВО, я гостил в Самаре и увидел там огромный портрет Вохи у входа в парк на набережной. Позади голубела и блестела на солнце тысячами бликов Волга, на песке загорали отдыхающие. Стояла жара, от жары воздух был шершавый, как кирпич, и Воха на плакате в берете и форме, закованный в парадный костюм, при погонах и тельняшке, в этом месте, где он не был никогда, смотрелся необычно. Он смотрел с высоты спокойным и уверенным взглядом. Стояла жара, позади него люди купались в сверкавшей солнечной чешуей Волге, а ведь Воха погиб, когда только начинался холодный март, стояла стужа, хрустел лёд под ногами и пар шёл изо рта. Жара и холод, мир и война, живые и мёртвые, всё соприкоснулось друг с другом в этом билборде у самарской набережной. Но так уж мёртвые мертвы, если живут среди нас?

А относительно недалеко, на ЛБС, где долгое время безуспешно штурмовались позиции, трупы лежат чуть ли не в четыре слоя. Сначала кости, сверху разложившиеся трупы, потом полуразложившиеся… Такой достоевский «Бобок», если вспомнить опять литературу. Мёртвые, разлагающиеся тела источают сладковатый, приторный запах. Весной 2022 года в Мариуполе пахло разложившимися трупами. Я не рассказывал? Мы шли по разворошённой, побитой и переломанной войной улице в частном секторе, и дорога вела нас к Азовстали, где засели азовцы, которые, как выяснилось позднее, собирались сдаваться. Расцветали яблони и вишни, и этот лёгкий весенний аромат смешивался с тяжёлым и липким запахом трупов, который тянулся из развалин и груд.

Но жизнь в Донецке продолжается, несмотря на то, что семена смерти сеются и в сам город регулярно. Я собирался на тренировку, когда что-то грохнуло за окном. Из окон в соседнем районе я увидел столб жирного дыма возле террикона. Определив место прилёта по карте, я решил всё-таки тренировку ради репортажа не пропускать, так как ехать туда и снимать было бесполезно, да и небезопасно — с почти стопроцентной вероятностью это горел в промышленной зоне военный объект, и вполне возможен повторный прилёт. Хоxлы попали куда надо. Сволочи и гады.

На групповом занятии громко играла музыка и мы выполняли упражнения со штангой, когда за окном ещё мощно грохнуло. «Что это?» — воскликнули несколько девушек. Но прерываться никто не стал, все продолжили тренировку, «и раз! и два!» — командовала тренер. В Донецке хлопки и бахи за окном — привычное дело. Не стоит отвлекаться.

«Это была повторная детонация», — написал мне в телефон мой редактор. Да-а… вот бы я туда поехал…

В Донецке жарко

Донецк. Жара. И тело словно в тёплом молоке. Скамейка. Сквер. Укрытие в тени. На ней сидит мужчина — Изрублено морщинами лицо, Покрыто тёмным золотом загара. Рубашка белая, как простыня невесты, Отглаженные брюки, И туфли начищены до блеска. Мужчина принарядился. Для чего? Возможно, он записался на приём По интересующим вопросам. Возможно, ему нужно Оформить документы — Взять выписку иль справку, Подать на брак или развод, Смерть зарегистрировать Или рождение ребёнка. Возможно… Но в конторе перерыв, И сидя на скамейке, он ест шаурму. Держа мясной брикет правой рукой, Он наклонился, Чтобы не капало на брюки. А левая рука отсутствует, Рукав обхватывает пустоту. Его края Трепает жаркий суховей… В Донецке жарко. Который день, который год. Здесь место на Земле Для инвалидов и детей, Для женщин и пенсионеров, Чиновников, штабных, барыг, Заезжих журналистов. Все остальные ушли на фронт.