Живой Дагестан - Владимир Д. Севриновский
– Читать или так дадите?
– Читать, – отвечает аксакал, сжимая в руках мешок с подарками, и дети тонкими голосами декламируют на аварском благопожелания: «Пусть северная сторона горы станет мясом, а снег – творогом и маслом. Пусть младшие растут, а старшие крепнут!»
Затем взрослые дают мальчишкам сладости и дом или хотя бы просторную комнату для игр. Ребята разбиваются на пары и обходят с хурджинами село, выпрашивая угощение. Затем подростки резвятся и пируют до глубокой ночи.
– Раньше играли на пандуре, подвесив к пальцам за ниточки марионетку. Ты бренчишь, она танцует! – вздыхает дед Камиль. И произносит, как говорят старики уже тысячи лет:
– Не та сейчас молодежь. Вместо пандуров у них приставки да компьютеры…
Но в праздничную ночь прошлое ненадолго возвращается в аул. Даже дети новой эпохи порой отставляют гаджеты в сторонку и дружно ищут по всей комнате спрятанное колечко, как их деды и прадеды…
Искал и я. В районе, где большое начальство знает только об утвержденных сверху праздниках, один за другим обнаруживались крохотные, но удивительные обряды. В селении Цулда в зимнее солнцестояние разжигают большой костер, причем те, у кого в этом году родились дети, «проставляются» молодежи конфетами. А прямо под Цулдой, в Утлухе, в тот же вечер молодежь выходит на дорогу и требует с прохожих и проезжих подарки или выкуп. Жадин, не желающих делиться, связывают – в шутку, не всерьез. И этот праздник тоже называется Урхобаем. Множество обычаев тлеют до сих пор в отдаленных селениях, словно угли некогда огромного костра. Горцы переезжают на равнину, и огоньки гаснут один за другим. Ведь культура народа похожа на природу, в которой он возник. При наплевательском отношении она тоже забирает свои подарки.
Игби
Овцы жалобно блеяли. Собаки, поджав хвосты, разбегались по закоулкам. По снежным склонам в селение спускались чудовища. Из прорезей в косматых мордах поблескивали глаза, на высоких и острых кончиках масок болтались воздушные шары. Размахивая хлыстами, монстры бросились на толпу мальчишек. Те с криками выхватили мечи. На широком деревянном лезвии мелькнула надпись: «Игби-2007»
Восемь с половиной лет спустя я со знакомой журналисткой поднимался на перевал, разделяющий Цумадинский и Цунтинский районы Дагестана. Пот щипал глаза. Позади остались чабаны, полудикие грациозные коровы и девушки в платках, срезающие травы короткими косами. Последний рывок над снежной проплешиной – и нам открылась незнакомая долина. Стадо туров стремглав понеслось прочь. Горные хребты уходили вниз, закручиваясь в циклопическую воронку. В прошлом веке цумадинцы ходили этой дорогой в цунтинское селение Шаитли на праздник Игби. Сегодня они хором уговаривали нас не рисковать и объехать леса на машине – где-то здесь пряталась Шаитлинская бандитская группировка. Чахлая тропинка исчезла в осыпи, мы шли наугад.
– Смотри, – спутница подняла с земли гигиеническую салфетку. – Недавняя. Пастухи такими не пользуются…
Оскальзываясь на траве, продираясь сквозь борщевик и минуя опустевшие загоны для овец, мы медленно спускались к селениям дидойцев – одного из самых загадочных народов Кавказа.
О набегах дидойцев на соседей ходили легенды. Недаром название народа, по одной из версий, происходит от грузинского слова «великан». Сами они зовут себя цезами. Российское правительство бунтарей не жаловало – в 1858 году генерал Вревский за одну неделю сжег 23 аула и почти все посевы дидойцев. Зимой 1944 года история повторилась. Пока мужчины были на фронте, народ депортировали в Веденский район, на земли чеченцев, высланных в Сибирь и Казахстан. Старые селения сотрудники НКВД спалили дотла. До сих пор в Шаитли рассказывают о первом секретаре райкома комсомола – молодом парне-инвалиде, который сам сжег свой дом, чтобы не винить других. Потом чеченцы вернулись, и выжившим цезам пришлось заново обустраиваться на пепелищах. Буйного норова они, впрочем, не растеряли. Из уст в уста передавались легенды о местном Робин Гуде времен Великой Отечественной – благородном абреке Исмаиле, который чтил обычаи, не трогал бедняков и однажды заставил бегать голышом по лесу двух милиционеров, обозвавших старика вшивым цунтинцем. Чужбина не угасила и древние традиции – магические обряды, праздник первой борозды с собачьими боями и, конечно же, Игби, прославивший район благодаря питерскому этнографу Юрию Карпову.
Молодой ученый, которому суждено было стать лучшим специалистом по этнографии Дагестана, попал в Цунтинский район в начале 1980-х с другом и коллегой Александром Азаровым, изучавшим аборигенов Австралии. Правда, в Советском Союзе заниматься этим приходилось исключительно по книгам. Стуча зубами от холода и думая о том, что в недоступной Австралии сейчас лето, друзья ехали в Шаитли на попутном грейдере. В селении тем временем готовились к празднеству. В особом доме кучей лежали шкуры, отчасти ворованные. Молодые мужчины шили из них маски и готовили костюмы волков, по-дидойски именуемых боци. Правда, на волка зловещие лесовики походили мало, но это ученых не смутило. Главное в легендарном звере – не внешний вид, а суть. Особняком лежала огромная морда чудовища Квидили. Над клацающей крокодильей пастью торчали рога. Глядя на парней, священнодействовавших в отдельной избушке, Азаров с удивлением опознал мужской союз – с ними он был знаком по книгам об австралийских аборигенах. Этнографы поняли, что мерзли не зря.
Пятого февраля, в день середины зимы по восточному календарю, ряженые в масках и вывернутых тулупах спустились с гор. Во главе толпы мальчишек они обходили дома. Юные дидойцы орали: «Кто не готовит бублики, тому обувь наполнят грязью!», лохматые боци размахивали хлыстами, как дирижерскими палочками. Сельчане послушно выносили навстречу шествию иги – особые бублики, давшие название празднику. Иначе могли не только сапоги испачкать, но и в ледяную речку макнуть. Распоряжения лохматые повелители праздника передавали через детей, игнорируя взрослых мужчин и демонстративно пугая женщин. Бублики боци нанизывали на длинные палки. Их тщательно охраняли, но все равно иные храбрецы срывали иги и пускались наутек, преследуемые чудовищами. Это считалось особой доблестью.
Возле речки веселились прочие герои карнавала. Из кучи навоза поднимался страшный Шайтан. Он приставал к прохожим и пачкал их золой. Милиционер лихо отплясывал лезгинку и следил за порядком, Спекулянт торговал, а Старик в тулупе с завязанными рукавами гулял со своей Старухой. Но вот все затихли – из леса вышел владыка Квидили. Лесной гигант взгромоздился на ледяную трибуну. Он карал и миловал, а подданные послушно внимали его указаниям. По мановению августейшей лапы «волки» высоко поднимали ударников социалистического труда
