Сокровенный храм - Морис Метерлинк
XII
Было бы неправильно сказать, что исчезла тайна правосудия: тайна исчезает редко, – обыкновенно она лишь перемещается. Но часто бывает очень важно, очень желательно достигнуть такого перемещения. С известной точки зрения весь прогресс человеческой мысли сводится к двум-трем переменам этого рода, – перенести две-три тайны оттуда, где они причиняли зло, в такое место, где они станут безобидны и могут даже сделать добро. Порою бывает даже достаточно, не перемещая тайны, дать ей лишь другое имя. Вероятно, уничтожение или даже уменьшение тайны не было целью человеческой мысли: это кажется мало вероятным. Можно поверить, что тайна навсегда сохранится в мире, в виду того, что свойство мира, как и свойство тайны, – бесконечность. Но честная человеческая мысль хочет прежде всего определить положение истинных и непревратимых тайн. Она хочет вырвать у них все, что им не принадлежит, что не составляет части их, все, что наши заблуждения, наши страхи и ложь к ним прибавили. И по мере того, как исчезают эти искусственные тайны, она видит, как расширяется океан действительной тайны, тайны жизни, ее цели и происхождения, тайны его собственного существования, той самой, что называется «первобытной случайностью» или «быть может неведомой эссенцией действительности».
XIII
Где же было местопребывание тайны правосудия? Она наполняла мир. То находилась она в руках богов, то захватывала их и властвовала над ними. Она была повсюду, кроме человека; она парила в небесах, населяла скалы, атмосферу и море, составляла недоступный мир. Разыскивают, наконец, ее воображаемые убежища, колеблют ее облачный трон, разглядывают, изучают ее, и она исчезает: но в ту минуту, когда мы поверили, что ее больше нет, она явилась вновь и воскресла в глубине нашего сердца. Вот и еще тайна, приблизившаяся к человеку и поглощенная им, ибо мы почти всегда остаемся последним прибежищем и истинным жилищем тех самых тайн, которые собирались уничтожить. В нас обретают они, наконец, вновь очаг, покинутый ими в первом чаду юности, чтоб облетать пространства; мы должны поэтому приобрести привычку искать их и вопрошать в нас самих. Было бы, действительно, столь же поразительно и необъяснимо, если б человек имел в сердце непреложный инстинкт правосудия, как и то, если б боги или силы вселенной были справедливы. Так же трудно отдать отчет в сути нашей памяти, воли, нашего разума, как трудно это относительно памяти, воли и разума невидимых сил или законов природы; и если для того, чтобы облагородить нашу любознательность, необходимо неведомое или неузнаваемое, если нам нужна беспредельность и тайна, чтоб поддержать наше рвение, то мы не утратим ни единой капли неведомого или неузнаваемого, приведя, наконец, могучий поток в его первоначальное русло; мы не закроем ни единого пути к беспредельности, мы не уменьшим ни на йоту самую спорную из действительных тайн… То, что похищается с небес, отыскивается вновь в сердце человека. Но что касается тайн, то предпочтем вероятную – сомнительной, близкую – далекой, ту, что в нас и нам принадлежит, той, что находилась вне нас и имела на нас весьма роковое влияние. В деле тайны не будем больше вопрошать вестников, но властителя, пославшего их; не будем вопрошать тех, что бегут молчаливо при первых вопросах, но наше собственное сердце, в котором есть одновременно и вопрос, и ответ, и которое вспомнит, быть может, когда-нибудь о нашей жажде ответа.
XIV
Тогда нам станет возможным ответить на многие беспокойные вопросы относительно часто весьма справедливого распределения труда и наград между людьми. Дело идет не только о труде и награде внутренних и нравственных, но также и о видимых и вполне материальных. Не совсем без причины верит человечество с самого начала, что правосудие проникает и, так сказать, одушевляет все предметы в обитаемом нами мире. Чтоб объяснить это верование, недостаточно еще констатировать, что наши великие нравственные законы были насильственно приноровлены к великим законам жизни. Есть еще и другое. Не все ограничивается во всех обстоятельствах простым соотношением причины и следствия в преступлении и воздаянии.
Часто случается натолкнуться на элемент нравственный и, хотя он попал сюда не силой течения вещей, хотя он был создан нами, он все же действителен и могуществен. Если нет, строго говоря, правосудия физического, если есть правосудие психологическое, внутреннее, о котором мы скоро поговорим, то есть также и правосудие психологическое, находящееся в постоянных сношениях с физическим миром; это-то правосудие и приписываем мы неведомому, невидимому и всесветному принципу. Мы неправы, навязывая природе моральные намерения и действуя под властью боязни наказания или в надежде на награду, которую она нам готовит, но это вовсе не значит, чтоб не существовало даже материально награды за добро, или воздаяния за зло, они несомненно есть, но приходят не оттуда, откуда мы их поджидали; веря же, что они являются из недоступных пределов, что они властвуют над нами, судят нас и, следовательно, избавляют нас от труда судить самих себя, мы допускаем самое опасное заблуждение, ибо никакое иное заблуждение не влияет сильнее на наш способ защищаться от несчастья и стремиться к законному завоеванию счастья.
XV
Не от природы произошла та сумма правосудия, которую мы находим, несмотря ни на что в природе, но от нас одних, вложивших ее бессознательно в природу, примешавших ее к предметам, которые мы же одушевили для своего пользования.
В нашей жизни не все только внезапные удары, случайности или болезни, которые поражают нас невзначай, справа и слева, без всякой видимой причины, несмотря на то, каковы наши мысли. Есть и другие, гораздо более многочисленные случаи, когда мы действуем непосредственно на окружающие нас вещи и существа, проникаем их нашей личностью, когда силы природы становятся лишь орудиями наших мыслей; когда же наши мысли несправедливы, то они злоупотребляют этими силами, вызывают непременно мщение и навлекают на себя воздаяние и несчастье. Но нравственная реакция не свойственна природе: она проистекает из наших собственных мыслей, или мыслей других людей. Не в вещах, а в нас самих живет вещественное правосудие. Наше нравственное состояние изменяет наше поведение относительно внешнего мира и вооружает нас
