Живой Дагестан - Владимир Д. Севриновский
Фонды у нас были нулевые. Ни сотрудников, ни экспонатов, и полтора месяца на подготовку к открытию. Нужно было освоить 700 выставочных метров, издать каталог, найти и отреставрировать дореволюционные изображения Махачкалы, оформить документы и набрать людей. Я себе сказала: «Дадаева, если ты это вытянешь, то сможешь в жизни всё».
Едва открывшись, мы воззвали к махачкалинцам – не выбрасывайте личные архивы! Отдайте нам. Люди понесли в музей важные пустяки, которые и создают флер времени. В Ставрополе в постоянной экспозиции я увидела обертку конфеты начала прошлого века – и страшно обзавидовалась. Без таких замечательных мелочей цифры и фото не оживут.
В последний момент мне позвонили – ребята выловили в Изберге якорь. Нужен? Я: конечно! Прихожу домой, выгребаю последние сбережения – ведь если я сейчас не куплю такую редкость, я ее никогда не получу. До сих пор это один из самых серьезных экспонатов. Главное в жизни – не деньги, а закон созидания. До тебя не было ни выставок, ни книжек, а теперь они существуют. Можно ныть, причитать, куда все катится. Я тоже иногда так делаю, а потом говорю себе – просто хорошо работай. Я точно знаю – один в поле воин. Наша культура формируется усилиями конкретных людей – таких, как Иван Морозов и Сергей Щукин, оставившие России одно из лучших мировых собраний французской модернистской живописи.
Наверняка у тебя был план, как добиться успеха в безнадежном деле популяризации музея без экспонатов, далеко от центра города.
Постоянные экспозиции собирают десятилетиями. Не имея фондов, мы сделали ставку на громкие проекты. Перед названиями большинства здешних выставок можно ставить слово «впервые».
Однажды я попросила сотрудников описать музей, как если бы он был человеком. Получился современный любознательный юноша, которому не все равно. С молодежью классно работать. У них нет пафосной Махачкалы. Они снимают то, что волнует и беспокоит. Удивительные фотографии и ракурсы – зачастую не поймешь, что это Махачкала. Сколько любви у этих ребят к такому маргинальному, странному, некрасивому, но все же родному и близкому городу. Даже когда они это отрицают, ругают его, по материалу видно.
Как-то раз мы напросились к профессору Серопяну, большому знатоку города. Он патологоанатом, знает махачкалинцев изнутри. Девчонки попросили у него набор металлических многоразовых шприцев. А он сказал: «Оставьте. Вдруг война? Тогда они пригодятся». Не покидает нас память о войне. Однажды я внезапно проснулась рано утром от фразы «Вспомним всех поименно». Так появился проект «Я погиб за Родину». Больше 95 тысяч дагестанцев погибли на Великой Отечественной. Сведения о каждом воине мы перевели в цифровой формат и проецировали на экран. Сто семьдесят восемь часов подряд они поочередно шагали из строя. Даже ночью, когда их никто не видел. Главное, что каждый вспомнился. Вышел из вечности и ушел обратно. Девятого мая 2009 года на всех электронных дисплеях Махачкалы сияли их имена. Когда я договаривалась об этом с руководителями рекламных служб, меня спросили: «Вы знаете, сколько стоит минута рекламного времени?» Я ответила: «Нет. И вы забудьте на этот день».
В рамках проекта «Диалоги с городом» я исследовала морфологию городского текста – как город говорит со своими жителями через объявления, вывески, надписи в лифтах, на футболках, в маршрутках… Особенно меня поразила фраза на аварском у входа во двор: «Умоляю, не кладите сюда мусор!» А внизу – три черных пакета. Получается, люди спустились с гор, из аварских районов, стали горожанами и страдают, что новое поколение понаехавших мусорит. Еще мы записывали звуки Махачкалы – шум прибоя, призыв на молитву, грохот стройки. Крики: «Рыба, рыба!», «Горячие бараньи головы!»… Из этого родилась аудиоинсталляция городской полифонии. Ее потом австралийцы хотели купить. Но я, конечно, бесплатно передала.
Через год после открытия у меня родилась идея проекта «Умный город»: установить на высоких зданиях бегущие строки и транслировать культурную и научную информацию – чтобы Махачкала обучала даже тех, кто не читает книжек. Город ведь живой, ему важно, из кого он состоит.
Мы сотрудничаем с лучшими музеями мира, работаем в библиотеках и архивах. Нам везде помогают. Только дагестанский объединенный исторический и архитектурный музей отказывает во всех наших просьбах. Зато благодаря этому мы вынуждены больше искать за пределами республики и находим редчайшие материалы. Я как одержимая езжу по стране, даже в Нью-Йорке выкупила собрание фотографий Дагестана. А еще в музее самая большая коллекция дореволюционных открыток республики.
У нас до сих пор нет хранилищ. Полтора года не финансируются выставки. Вкладываем собственные средства. К счастью, друг музея Эмиль Азизов понимает, что я, его жена, буду дымить и полыхать, если не случится нового проекта. Он шутит, что я и замуж за него вышла потому, что он руководит типографией, чтобы печатать буклеты. Условия работы порой невыносимы, но посетителям об этом знать не нужно. Пусть видят парадный зал.
За много лет работы Зарема заслужила единственное официальное звание – почетный житель аула Чох. Она им очень гордится. После выставки, посвященной этому селению, глава администрации неожиданно вручил ей диплом, к которому прилагался участок в Чохе. За диплом Дадаева поблагодарила, а землю не взяла. Сказала: «Ваши предки за нее кровь проливали, и раскидываться ею не нужно. Мы – пришлые, пусть чохская земля остается чохцам».
Традиционное искусство часто напоминает мне современное. Та же кайтагская вышивка выглядит смело и прогрессивно Можно ли нащупать живую связь между старым и новым?
На стене моего кабинета висит работа художника Апанди Магомедова из цикла «Кизяки». Когда мы показывали этот проект в галерее, молодежь хихикала – мол, выставили дерьмо. А я им в ответ: «Что такое кизяк? Природное топливо. Топливо – это тепло. А тепло – это жизнь. Не будь кизяков, дагестанцы бы жгли деревья. Надолго бы их хватило в горах? Вот и получается, что вы – горцы благодаря этой лепешке».
Меня поразило, что в деревнях кизяки не просто складывают в штабеля, а составляют из них затейливые орнаменты.
Апанди ездил по селам и фотографировал стены из кизяков. Могли же хозяйки накидать их в кучу? Но им помешало чувство прекрасного. Самосознание народа сформировалась в горах. В этот суровый край люди полезли ради свободы и независимости. Пусть полгода
