Украина против Донбасса. Война идентичностей - Евгений Вадимович Рябинин
– Какое количество военных и гражданских могло поступать в день?
– Много, мы непрерывно работали с 15:00 до трех часов ночи, нам даже сесть некогда было, мы поднимали людей в операционную, везем на каталке, довозим до операционной. Команда была сборной, из разных регионов России, и кто-то с большим опытом, кто-то без особого опыта, но все работали слаженно и самоотверженно. Все они осматривали бойца и коллегиально принимали решение о том, кто будет оперировать, исходя из имеющегося опыта. В то время, когда врачи их осматривали, мы брали перочинные ножи и срезали одежду. Сначала мы пользовались ножницами, но было очень неудобно, и мы с напарником поняли, что нужны перочинные ножи; у него был швейцарский нож, а у меня маленький, с ладонь, и этими ножами мы резали бинты, штаны, майки, очень быстро приловчились. Когда приезжали эвакуационные бригады, мы выносили бойцов и потом сразу же доставляли новую партию раненых.
– Когда Вы ехали в этот регион, Вы могли себе представить, что будет такой объем работы?
– Да откуда мы могли представить? В течение дня был такой объем работы, что не было времени убирать одежду, которую мы срезали с бойцов, и по коридору лежали груды одежды, примерно метр высотой, и потом эту одежду свозили в конец коридора, и она до потолка была навалена, гора окровавленной одежды.
– Сколько времени Вы провели в новоазовской больнице и что больше всего запомнилось Вам?
– Семь дней, уехали уже после Пасхи. Многое, конечно, уже забылось, но помню такой момент, это было как раз на Пасху. Была небольшая передышка, мы зашли в «красный уголок» (так мы называли свою комнату, которую нам выделили в больнице), легли, я помню тот момент, и я говорю: «Пал Иваныч, ты чувствуешь, что чего-то не хватает?» А мы лежим абсолютно тихо, у нас рации были и по рациям нас вызывали, когда нам нужно было идти. Лежим пять, десять минут, и это состояние мы одновременно почувствовали, когда ты лежишь и ничего не происходит, и тебе кажется, что это ненормально, нет никакого движения. И тебе кажется, что это ненормально, настолько нервная система перестраивается. А на день Пасхи было только одно поступление, я говорю: «Павел Иванович, ты видишь как Господь сподобил, что никто не ранен?» Еще такой момент запомнился: время от времени удавалось поймать Интернет, хотя со связью там проблемы были, связь только почему-то вечером появлялась, и я прочитал новость о том, что больше не было смысла атаковать «Азовсталь», поскольку нужно было беречь живую силу, и Министерство проинформировало о том, что будет скидывать ФАБы на «Азовсталь». Я вышел часов в пять утра и почувствовал вибрацию земли, как будто было землетрясение, все тряслось – земля под ногами, стены больницы, стекла в рамах, жутко было.
– Бойцы какой национальности поступали?
– Разной, и русские, и чеченцы, и осетины. Осетины – классные ребята, они особо нигде не пиарились, но их очень было много, и у них моральный дух был очень сильный, прямо в воздухе что-то такое было и ребята друг к другу с уважением относились. Знаете, говорят, чувствуется статическое электричество, и когда ты работаешь, ты чувствуешь, что это положительный человек или токсичный человек, а там моральная отдача чувствовалась, и это было во всем. Я не помню, чтобы там был какой-то негатив.
– Вы пробыли неделю и потом поехали в Москву. Когда Вы вернулись, сложно Вам было перестраиваться на нормальный ритм жизни?
– Какой-то сложности не было, с одной стороны, но с другой – я приехал, а тут другая жизнь и у меня в голове не укладывалось, как такое может быть. Я поехал в деревню и там побыл какое-то время. Неделю я точно был в шоке не от того, что там люди гибнут, а от того, что тут в Москве многие даже понятия не имеют, что СВО идет второй месяц, и многие даже не понимали, что у нас происходит. Я просто офигел от того, что тут все просто кайфуют. Но сейчас ситуация поменялась, все-таки уже третий год СВО идет – прошла мобилизация, образуются волонтерские движения, многие вовлечены в этот процесс, многие финансово помогают. Знаю многих, которые работают в специализированных госпиталях. Тех, кого это не коснулось, продолжают пребывать в какой-то прострации. Я думаю, по телевидению нужно больше показывать передач о том, что нужно включаться в процесс; сейчас многие на реабилитации, есть инвалиды, и об этом нужно говорить, общество не готово к приему инвалидов, их нужно каким-то образом социализировать, они не должны оказаться на обочине общества.
– Когда Вы решили вернуться в регион?
– 26 апреля я уехал из Новоазовска, а ровно через месяц мне сказали: «Есть командировка на Мариуполь. Поедешь?» Я говорю: «Конечно», – за день собрался, и 26 мая был в Мариуполе. Затем я был в Донецке в 14-й больнице Петровского района осенью прошлого года, там постоянно шел стрелковый бой, ведь находились в 30 км от
