Между жизнью и смертью. Заметки о творчестве Аббаса Киаростами - Наталья Валерьевна Казурова
Близкий Киаростами метод Р. Брессона, предполагающий исключение лишних деталей, последовательно реализуется режиссером. Однако основной посыл у картин «Вероятно, дьявол» и «Вкус вишни» различен. Нигилистическому духу брессоновского фильма и чорановского афоризма противостоит идея величия и могущества жизненной силы, заложенная режиссером во «Вкус вишни». Пусть, интерпретируя свою ленту, Киаростами скорее склоняется к тому, что Бади умрет, но одновременно с этим он говорит, что не это главное, потому что жизнь все равно будет продолжаться, с Бади или без него. Поэтому автор добавил документальный эпилог, «возвращающий» в реальность и подразумевающий обновление природы[201]. Кроме того, относительно оптимистичное заключение могло бы способствовать цензурному разрешению на выпуск в прокат (цель эта не была достигнута).
Фильм начинается басмалой «Во имя Бога всемилостивого и всемилосердного»[202] (она обязательно должна предшествовать титрам по требованию Министерства культуры и исламской ориентации), но Бади мыслит как свободный человек и, разумеется, исходит не из догматов ислама, иначе бы не помышлял о самоубийстве. Он поступает как индивид, обладающий волей и способный принять решение, противоречащее религии. При этом Бади не отрицает существование Бога, доказательство этому — его беседа с афганцем.
Киаростами снимает фильм не о политике, а о душе и ее метаниях, но невольно заставляет задуматься о лицемерии и двойной религиозной морали духовных лидеров современного Ирана. Бади не имеет права решить, что ему делать со своей жизнью, когда вокруг по своему желанию отдают на войне жизнь тысячи людей?
Киаростами подчеркивает, что «Вкус вишни» говорит прежде всего о дарованном человеку выборе и о том, что Бог добр, поэтому дает человеку право самому решать: открыть дверь или остаться стоять перед закрытой. «Самоубийство безоговорочно запрещено исламом. Однако некоторые верующие приняли картину, потому что почувствовали, что она способствует поиску связей с чем-то небесно-божественным, находящимся над физической жизнью. Сцена в конце фильма, где мы видим цветущие деревья и красоту после смерти, становится посланием ушедшего Бади: он открыл дверь на небеса»[203], — рассуждает режиссер о своей картине. В этом раю Бади и съемочная группа гуляют под звуки инструментальной версии блюза «Лазарет Святого Джеймса». И снова Киаростами сплетает западную и исламскую традиции звуками трубы, которыми в День суда призовут праведников и грешников в рай и ад в зависимости от того, кто что заслужил:
В тот день Мы пустим их литься одним за другими волною,
и когда прозвучится трубою,
Мы столпим их толпою (18: 99)[204].
Поэзия бытия, или Томление в ожидании
Вслед за «Вкусом вишни» был снят фильм «Нас унесет ветер». Его открывает дальний план движущегося по трассе внедорожника, пассажиры которого ищут деревню, скрывшуюся за холмами. Это группа журналистов едет из Тегерана в горную курдскую деревушку Черная Долина. Их цель — запечатлеть древний похоронный обряд оплакивания покойника, во время которого скорбящие женщины раздирают ногтями кожу на лице и рвут на себе волосы. Телевизионщики знают, что в деревне находится при смерти столетняя старуха Малек. Главный герой Бехзад со своими коллегами явился в Черную Долину, скрывая истинные намерения, чтобы не вызвать недовольство местных жителей. Репортеров встречает мальчик Фарзад, внук Малек, который знает причину их приезда, но должен говорить всем в округе, что гости ищут старинные сокровища. Телевизионная группа останавливается в семье Фарзада, ожидая, что в ближайшие дни старуха умрет и они станут свидетелями странного обряда.
В первые дни пребывания в деревне Бехзад осматривает местность, его удивляет нестандартность построек. Киаростами подбирал селение для съемок фильма более двух лет. «Я искал деревню с необычной архитектурой, что-то такое, что будет казаться странным зрителям и нам самим, нужна была неординарность, способная подчеркнуть атипичность локальной погребальной церемонии. Когда я нашел эту деревню, она оказалась так далеко от Тегерана, что по возвращении в нее уже с намерением начать съемки, мы не сразу смогли ее найти»[205], — вспоминает режиссер. Под чутким руководством Фарзада Бехзад знакомится с многоярусной планировкой деревни и ее окрестностями. Мальчик водит главного героя короткой дорогой — крутыми тропами, непростыми для городского жителя.
Группе, приехавшей в Курдистан с неоднозначной с точки зрения морали целью, остается только ждать, так как повлиять на ход событий они не могут. Все, что может делать Бехзад, это следить за смертельно больной женщиной через небольшое окошко. Осторожное подглядывание за местными жителями, помогающими госпоже Малек в трудный час, является фактически единственным занятием Бехзада и его коллег, которые в отличие от самого Бехзада проявляют равнодушие к красоте здешней природы, предпочитая продолжительный крепкий сон и редкие прогулки за земляникой.
Киаростами показал в фильме место, которое на протяжении веков практически не меняется и где царят порядки предков. Все заняты домашними делами или работают в поле. Хозяйка жилья, в котором остановилась телевизионная группа, непрерывно в суете и хлопотах по дому, хотя она беременна; по ее словам, ей даже некогда сходить за молоком для гостей. Единственным местом общения с обитателями Черной Долины является чайная, хозяйка которой обсуждает с посетителями характер мужской и женской работы. Она указывает на то, что у женщины трудная жизнь, состоящая из трех основных дел — дома, работы, спальни. Властная и харизматичная, она один из немногочисленных колоритных женских персонажей фильмов Киаростами. И первая, кто напрямую затрагивает гендерный вопрос.
Стоит отметить, что деревню, в которой шли съемки, Киаростами довольно сильно преобразовал. Он рассказывал: «Там, где мы снимали, люди очень тяжело работают весь день, они не хотели долго оставаться с нами, в полдень они не сидят в
