Мифы о единорогах. От любимцев Эдема и рогатых химер до чудотворного снадобья и символа любви - Бернд Ролинг

The Cleveland Museum of Art

Эту связь можно проследить в текстильном искусстве позднего Средневековья, и здесь великолепным примером служит вышитое для аналоя покрывало из монастыря Эбсторф в Нижней Саксонии.

На прямоугольном потолке слева изображен архангел Гавриил: левой рукой он прижимает ко рту охотничий рог, а в правой держит копье. В сопровождении четырех собак он стоит на коленях перед воротами, разделяющими картину по вертикали. С правой стороны находится сад, обнесенный шестигранной стеной, в центре которого сидит Мария. Она придерживает голову и рог сравнительно небольшого белоснежного единорога, свернувшегося калачиком у нее на коленях.

Ленты с текстом поясняют изображение: сад описывается как (h)ortus conclusus, то есть запертый. Здесь охота на единорога конкретизируется не только с точки зрения времени (в момент зачатия), но и пространства (в запертом саду). Сад — это аллюзия на рай, в то же время обозначение hortus conclusus восходит к ветхозаветной ссылке на Песнь Песней: «Нortus conclusus soror mea sponsa hortus conclusus fons signatus» («Запертый сад — сестра моя, невеста моя, заключенный колодезь, запечатанный источник», Песнь Песней 4: 12). Таким образом, закрытость сада символизирует девственность, как и другие религиозные атрибуты, расположенные тут и обозначенные лентами с текстом: золотой сосуд (urna aurea), стоящий на платье Марии, расстеленное руно Гедеона (vellus Gedeonis) и запечатанный источник (fons signatus) также являются отсылками к библейским отрывкам Ветхого Завета и одновременно аллюзиями на Марию и ее девственность. Перенос охоты на единорога в hortus conclusus смещает акцент с единорога на Марию и с воплощения на зачатие.

Но не меньше мы можем сказать, если рассмотрим, как образа охотника переходит на архангела Гавриила, из чьего охотничьего рога разворачивается лента с посланием, тянущимся в правую половину картины мимо ворот сада и соединяющим две части изображения. В нем содержится сокращенная речь, которую, согласно Библии, Гавриил произнес Марии во время Благовещения и которая также составляет начало молитвы «Аве Мария»: Ave Maria, gratia plena («Аве Мария, благодати полная»). Не только охотник, но и гончие собаки наделяются смыслом: в Священном Писании (или в лентах) они называются Veritas (истина), Pax (мир), Misericordia (милосердие) и Justitia (справедливость) и, таким образом, олицетворяют важные христианские добродетели.

Древо жизни. Вышивка, неизвестный мастер. Пер. пол. XVII в.

The Metropolitan Museum of Art

Многие из этих изображений мистической охоты на единорога были созданы и использовались в женских монастырях, то есть текстиль был частью убранства церковных комнат и предназначался для религиозного назидания и медитативного созерцания. Мотив охоты на единорога также встречается в многочисленных небольших вышивках, например на чехлах подушек для сидения. По-видимому, он пользовался значительной популярностью у монахинь. Помимо очарования, которым это кроткое животное, очевидно, привлекало такую аудиторию, следует пояснить, что монахини, посвятившие жизнь Христу, могли особенным образом отождествлять себя с девственницей, так как непорочность играла центральную роль в их самовосприятии.

Основой картины такого типа, в некоторой степени ее нарративом, по-прежнему является представление о том, что единорог символизирует Христа. Правда, для того, чтобы «прочитать» этот текстиль и мысленно погрузиться в него, можно использовать отдельные компоненты, ассоциативно ориентируясь на соответствующие библейские отрывки и связанные с ними темы, которые, безусловно, монахиням были хорошо знакомы. Таким образом, hortus conclusus может сподвигнуть либо на глубокие размышления о девственности и непорочности, либо на любование симпатичным белоснежным единорогом, который остается в центре изображения.

Возможности аллегорического толкования почти не знают границ. Следующий пример с упоминанием принесения себя в жертву и Страстей Христовых интегрирует еще одну тему в уже встречавшийся нам тип изображения. Это крупноформатное настенное полотно, или антепендиум (точнее, большое сукно, украшающее переднюю часть алтаря), из Базеля, датируемое 1480 годом. Его ширина достигает 104 сантиметров, а длина — 380 сантиметров.

Его композиция схожа с покрывалом для аналоя из Эбсторфа: слева изображен архангел Гавриил, левой рукой он прижимает ко рту охотничий рог, а в правой держит копье с прикрепленным к нему флагом. Кроме того, в правой — у него поводок, на котором четыре собаки. Группа стоит перед невысокой стеной, ограждающей райский сад в форме вытянутого шестиугольника. На стене возвышаются три башни с воротами. В центре картины — фонтан, справа от него пятнистый единорог встает на дыбы, повернувшись к Марии. В левой руке она держит книгу (этот мотив встречается во многих изображениях Непорочного зачатия), подается телом к единорогу и сжимает правой ладонью его непропорционально длинный, причудливый рог.

Иоаким и Анна встречаются у Золотых ворот Иерусалима. Картина Филиппино Липпи. 1497 г.

Statens Museum for Kunst

И здесь многочисленные упоминания ставят Марию в центр. Золотые ворота (porta aurea) в стене, например, отсылают ко встрече ее родителей Анны и Иоакима, которая описана в сказаниях о Деве Марии. Они долгое время оставались бездетными и приняли решение расстаться. Однако после пророчества о зачатии ребенка они встретились у Золотых ворот, кинулись друг другу в объятия, поцеловались — и, согласно сказанию, именно так Анна зачала Марию. О непорочности Марии говорят изображенные башня Давида (вверху справа) и звезда от Иакова. Подобные соотношения между Ветхим и Новым Заветами обозначаются как типология, и строится она на аналогиях и антитезах. Средневековые экзегеты видели параллель со Страстями Христовыми — например, в страдальческой смерти Исаака, которая предвещает Страсти. В свою очередь, антитетическая типология усматривалась в том, что Мария представляет собой противообраз, то есть антитип Евы, и Непорочным зачатием компенсирует ее вину в изгнании из рая. Соответственно, Христос также рассматривается как антитип Адама, поскольку своей смертью он искупил грехопадение человека.

Приручение дикой природы. Шпалера, неизвестный мастер. Ок. 1410–1420 гг.

Basel Historical Museum (по лицензии CC BY-SA 4.0)

Этим можно объяснить отсылку к раю в hortus conclusus. В крупноформатном базельском гобелене она помещена во всеобъемлющий контекст истории спасения, связав Непорочное зачатие с грехопадением человека и искуплением в жертвенной смерти Христа. Как и в бестиариях, в момент зачатия животное не только усмиряют, но и убивают: единорог ищет укрытия на коленях у девы, которая держит его за рог и тем самым обездвиживает. В это же время Адам (о чем свидетельствует лента над его головой), изображенный над ним, наносит ему смертельный удар копьем в грудь, а Ева, которая находится под единорогом, собирает в чашу кровь, бьющую из его горла. Две ленты, посвященные Адаму и Еве, с помощью цитат