Иван Тургенев. Жизнь и любовь - Полина Ребенина
И что же отвечал Тургенев? Он пытался оправдаться. В письме драматургу Константину Случевскому от 14 апреля 1862 года Тургенев так разъясняет замысел своего романа: «Вся моя повесть направлена против дворянства как передового класса. Вглядитесь в лица Николая Петровича, Павла Петровича, Аркадия. Слабость и вялость или ограниченность. Эстетическое чувство заставило меня взять именно хороших представителей дворянства, чтобы тем вернее доказать мою тему: если сливки плохи, что же молоко?» При этом он гневно отрицал обвинение его в умышленном искажении образа передовой демократической молодежи. И в объяснении по поводу «Отцов и детей», и в письмах своим многочисленным корреспондентам он неустанно говорил о своей симпатии к Базарову, называя его своим любимым детищем, умницей, на которого он потратил все дорогие краски. Однако при всей симпатии к своему герою Тургенев, по его признанию, во-первых, не сочувствовал так называемому нигилизму и знал его только издали и, во-вторых, видел в Базарове лицо трагическое, обреченное на гибель, так как он стоял лишь в преддверии своей эпохи.
Другой, не менее известный критик того времени Дмитрий Писарев, напротив, был восхищен личностью Базарова, как она была описана Тургеневым, и опубликовал несколько статей о нем. Его первая статья «Базаров» вышла в марте 1862 года. Для Писарева Базаров стал неким воплощением его собственного идеала. Писарев считал Базарова провозгласителем эгоизма и самоосвобожденной личностью. В 1864 году в статье «Реалисты» он указывает на то, что этот герой с первых минут своего появления в романе стал его любимцем. И потом еще долгое время он продолжал им оставаться.
Страсти вокруг этого романа накалялись и кипели. Е.И. Апрелева: «Со времени появления «Отцов и детей» Иван Сергеевич, как он мне впоследствии рассказывал, получил немало писем обвинительного свойства. В резких выражениях и брани авторы писем не стеснялись. Один из них даже дошел до письменного заявления, что-де… «такого (следует грубое ругательство) не зазорно и подстрелить из-за угла». Иван Сергеевич рассказывал, что в письмах из студенческого Гейдельберга ему грозили приехать в Баден-Баден, где он жил, со специальной целью «разделаться» с ним. Угрозы оставались угрозами, но обвинения и непопулярность, размеры которой он, впрочем, живя за границей, преувеличивал, не могли не наложить своей печати».
Для большей части его читателей левого направления он предал свои идеи. Если Достоевский, Анненков, Боткин, Тютчев рассыпали похвалы, то Фет, Аксаков, даже Герцен упрекали его в том, что написал памфлет, слишком откровенно направленный против новой команды «Современника».
Его хулители левого направления легко забыли его позицию в защиту преследуемых революционеров. В начале года, находясь в Париже, он принял Бакунина, бежавшего из Сибири, обеспечил его годовым содержанием в тысячу пятьсот франков и поставил подпись в его защиту. По возвращении в Санкт-Петербург испросил и добился разрешения посетить братьев Бакуниных, заключенных в Петропавловской крепости. Эти неоднозначные демарши, помноженные на его дружбу с Герценом, вызывали подозрительное отношение властей. Однако их было недостаточно для того, чтобы обелить его в глазах революционеров-разночинцев. Имя Базарова было выжжено на его лбу как клеймо бесчестия. Что бы он ни делал, что бы ни говорил, отныне он был виновен в преступлении против молодого поколения.
В самом деле, он постоянно находился на развилке дорог: был близок к заговорщикам-экстремистам, но не был тем не менее революционером; русский до мозга костей, он находил удовольствие только в жизни за границей; он много лет любил одну женщину и жил рядом с ней, не надеясь ни на что другое, кроме добрых слов. Он находился на стыке двух мировоззрений, двух стран, двух судеб. Все французы видели в нем воплощение России, в то время как русские отталкивали, как перебежчика.
30. Живой классик
Казалось, что в то время Россия все больше отталкивала своего великого писателя: у него рвутся многолетние связи со старыми друзьями – Л. Толстым, И. Гончаровым, Н. Некрасовым; он вынужден покинуть редакцию дорогого его сердцу журнала «Современник»; передовая молодежь яростно осуждает его за изображение нигилиста Базарова в романе «Отцы и дети». И как ни странно, но в то же самое время заграница начинает все больше русского писателя привечать.
Приехав в июне 1862 года в Спасское, Тургенев, к своему крайнему удивлению, обнаруживает на своем столе сразу два (!) письма от Полины Виардо. Письма ее, как когда-то раньше, опять заботливые и нежные, и в них сетует мадам, что Тургенев не известил своих друзей о точной дате своего отъезда из Парижа, а уехал на день позже. Отчего вдруг такая ласка и забота у расчетливой, разумной и практичной Виардо, уж конечно, не просто так, значит, возник в ее умной голове какой-то дьявольский план. Тургенев удивлен, обрадован, уверяет мадам Виардо, что исправится и впредь будет ее точно извещать о своих перемещениях, а также обязуется писать ей не реже раза в неделю. Создается впечатление, что свободная жизнь Тургенева подходит к концу и на него снова накидывается хозяйский поводок.
Чрезвычайно важные изменения к этому времени произошли в жизни Полины Виардо – певица потеряла голос и вынуждена была покинуть оперную сцену. Ее муж состарился, ему уже за шестьдесят, и его литературоведческие изыскания никто теперь не читал. Семья у них большая, и средств на роскошную жизнь, к которой они привыкли, катастрофически не хватает. А вот Тургенев, когда-то «богатый помещик, хороший охотник и плохой поэт», к удивлению старинных приятелей, стал настоящей звездой, живым классиком, его известность уже вышла за пределы России и распространилась по Европе. Он знаменит и богат, и потому может быть очень полезен, и даже насущно необходим семейству Виардо. Теперь Виардо со своим большим семейством едут на отдых в Баден-Баден и настойчиво уговаривают Тургенева к ним присоединиться.
В Спасское одно за другим летят ласковые письма от Виардо и от ее дочери – любимицы Тургенева Клавдии (Диди). И все они об одном – об их надежде на его приезд и нетерпеливом ожидании
