Между Лондоном и Москвой: Воспоминания и последние записи - Иоахим фон Риббентроп
Д-р ХОРН. Насколько усилил свое влияние во Франции МИД «после оккупации этой страны?
Фон РИББЕНТРОП. После оккупации, точнее, частичной оккупации Франции, несмотря на то что мы еще не заключили мирного договора с этой страной и не существовало возможности наладить нормальные дипломатические отношения, а было лишь объявлено о прекращении огня, фюрер по моей просьбе назначил посла в Виши. Я испытывал по этому поводу некоторое беспокойство, потому что постоянно желал установить тесное взаимодействие с Францией. Мне бы хотелось подчеркнуть, что я в очередной раз предпринял усилия в этом направлении после победы и прекращения огня. Я разработал, а фюрер одобрил и начал претворять в жизнь так называемую монтуарскую политику. В этих целях фюрер сначала встретился с генералом Франко, а потом с маршалом Петеном в Монтуаре. На этих совещаниях я присутствовал.
В интересах исторической правды я хотел бы сказать, что отношение Гитлера к главе побежденного французского народа может быть названо рыцарским. Вред ли история знала подобные примеры. Адольф Гитлер немедленно предложил маршалу Петену более тесное взаимодействие между Германией и Францией, однако с самой первой встречи маршал Петен выбрал позицию подчеркнутой сдержанности по отношению к победителю, и, таким образом, к моему собственному сожалению, первая встреча закончилась быстрее, чем я надеялся. Несмотря на это, мы систематически предпринимали попытки примириться с Францией и установить с ней самое тесное сотрудничество. То, что эти усилия оказались малоуспешными, можно объяснить вполне естественной позицией Франций, а также результатом воздействия влиятельных кругов. Германия же со своей стороны сделала все возможное…
Д-р ХОРН. Каковы были планы Гитлера в области внешней политики после окончания кампании на Западе?
Фон РИББЕНТРОП. После окончания кампании на Западе мы с фюрером обсудили возможное дальнейшее развитие событий. Я спросил у фюрера, каковы его намерения в отношении Англии. Мы решили, что есть смысл предпринять еще одну попытку. У меня было впечатление, что фюрер размышлял об этом и был воодушевлен моим предложением попытаться добиться мира с Англией. Я задал ему вопрос, должен ли я в связи с этим разработать проект мирного договора. Фюрер не задумываясь ответил: «Нет, в этом необходимости нет. Я все разработаю сам. Если Англия готова к миру, — сказал он четко, — нужно решить, после Дюнкерка особенно, четыре вопроса. Я хочу, чтобы Англия ни при каких обстоятельствах не потеряла свой престиж. В любом случае я ни в коей мере не желаю такого мира, который задевал бы престиж Англии».
В связи с подписанием договора он выдвинул четыре позиции:
1. Германия готова признать во всех отношениях существование Британской империи.
2. В свою очередь Англия должна признать Германию крупнейшей континентальной державой хотя бы из-за численности населения.
3. Фюрер сказал: «Я хочу, чтобы Англия вернула германские колонии. Я был бы удовлетворен одной или двумя территориями, учитывая потребности Германии в сырье».
4. Он сказал, что хотел бы иметь перманентный союз с Англией до конца своих дней.
Д-р ХОРН. Правда ли, что в конце 1939 г. вы услышали от Гитлера о встрече представителей греческого и французского генеральных штабов, а также то, что французские офицеры были посланы в Грецию?
Фон РИББЕНТРОП. Да, это так. Фюрер стоял на позиции нераспространения войны. Мне было поручено тщательно следить за развитием событий, особенно за ситуацией на Балканах. Гитлер пытался при любом раскладе избежать войны там.
Что касается Греции, то ситуация там складывалась следующим образом: Греция приняла гарантии Великобритании. А между Югославией и Англией и особенно между Югославией и Францией сложились тесные связи. Через разведслужбу Гитлера и по военным каналам мы получали время от времени сведения о том, что между Афинами, Белградом, Лондоном и Парижем ведется подготовка совещания. Где-то в это время я несколько раз по этому поводу обращал внимание посла Греции и просил его проявлять осторожность, заверяя при этом, что Германия не имеет никаких намерений предпринимать что-либо против греческого народа, к которому в Германии всегда относились с большой симпатией.
Тем не менее разведданные, поступившие позже, показали, что Британия получила согласие на размещение своих военно-морских баз в Греции. Я считаю, что это и привело к интервенции Италии, которой мы совершенно не желали. Я знаю, что рейхсмаршал Геринг уже дал показания по этому вопросу. Предотвратить это вмешательство мы были не в силах. Когда мы прибыли во Флоренцию для встречи с Муссолини (я сопровождал Гитлера), было уже слишком поздно. Муссолини сказал: «Мы уже выступили».
Услышав это, фюрер очень расстроился. Потом нам пришлось прилагать все усилия к тому, чтобы не допустить расширения войны между Грецией и Италией.
Вполне естественно, что политика Югославии была решающим фактором в этом регионе. Всеми возможными способами я пытался установить более тесные связи с Югославией и склонить ее к участию в Тройственном союзе, который к тому времени уже был создан. На первом этапе это было трудно, но благодаря регенту принцу Павлу и правительству Цветковича мы в конце концов добились того, что Югославия присоединилась к Тройственному пакту. Однако мы прекрасно понимали, что в Белграде большую роль играют оппозиционные силы, выступающие против этого и против тесного сотрудничества с Германией вообще. Где-то приблизительно в это время, будучи в Вене, Гитлер сказал, что подписание [Югославией] Тройственного пакта показалось ему похоронной церемонией.
Мы были очень удивлены, когда (я думаю, через два-три дня после вступления в Тройственный союз) правительство Югославии было смещено в ходе путча генералом Симовичем и к власти пришло левое правительство, которое нельзя было назвать дружественным по отношению к Германии.
В сообщениях, поступавших из Белграда, содержалась информация о тесном взаимодействии с генеральным штабом Великобритании. Я думаю, американские специалисты в этой сфере хорошо знают данный вопрос. Я в последние месяцы почерпнул из английских источников, что Британия в какой-то мере была причастна к этому перевороту. Вполне естественно, поскольку мы находились в состоянии войны.
Все эти события побудили фюрера вмешаться в балканские дела прежде всего с намерением помочь Италии, оказавшейся в очень сложном положении в Албании в результате упорного сопротивления греков. На втором месте можно указать на существование возможности нападения на
