Между Лондоном и Москвой: Воспоминания и последние записи - Иоахим фон Риббентроп
Д-р ХОРН. Через полгода последовала война с Польшей. Каковы, по вашему мнению, были коренные причины этой войны?
Фон РИББЕНТРОП. По данному вопросу я дал показания вчера. Решающим фактором были английские гарантии Польше. Я не считаю необходимым еще раз полностью высказываться по этому вопросу. Эти гарантии в сочетании с польским менталитетом сделали невозможными переговоры с Польшей или какое-либо взаимопонимание с поляками. Что же касается самого начала войны, можно привести следующие причины: не может быть сомнения..
ДОДД (представитель американского обвинения, обращаясь к председателю). Если позволит ваша честь, я заявил сегодня н повторяю вчерашнее свое заявление, что ни в коей мере не намерен вмешиваться в ход допроса. Тем не менее, как заявил свидетель, вчера мы уже разобрались с этим вопросом, мы получили полные показания во время вчерашнего вечернего заседания. Свидетель, перед тем как ответить, заявил, что вчера во время вечернего заседания назвал причины войны, и я полностью с ним согласен. Считаю, нет никакого смысла, чтобы сегодня он снова повторил показания. Кроме того, смею сказать, что у нас есть серьезные сомнения в том, что существо этого вопроса касалось темы вчерашнего расследования. В любом случае нет необходимости снова выслушивать свидетеля.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Что вы скажете на это, д-р Хорн?
Д-р ХОРН. Я бы хотел заявить, что бывший министр иностранных дел Германии, который обвиняется в причастности к развязыванию второй мировой войны, мог бы кратко рассказать о решающих причинах, которые, по его мнению, привели к ней. Естественно, обвиняемый может не повторять сказанного вчера. Я лишь хочу, чтобы он добавил только несколько деталей по вопросам, которые он вчера затронул в самом общем виде. Это не отнимет много времени у Трибунала.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Хорошо, д-р Хорн, если, конечно, он просто не повторит сказанного вчера.
Д-р ХОРН. Пожалуйста, изложите нам вкратце факты, определившие ваш подход.
Фон РИББЕНТРОП. Я бы хотел упомянуть лишь несколько фактов, они касаются только событий последних двух дней.
Первое. Нет сомнений, что 30 и 31 августа (1939 г.) в Великобритании хорошо понимали всю серьезность создавшейся ситуации. В письме, переданном Гитлеру, было сказано об этом. Гитлер заявил, что должно быть принято решение и найден путь к решению проблемы, причем как можно быстрее. Письмо Гитлеру было подписано Чемберленом.
Второе. Англия понимала, что германские предложения были приемлемы, поскольку мы знали, что она имела самое непосредственное отношение к этим предложениям, сделанным в ночь с 30 на 31 августа. Посол Гецдерсон заявил, что предложения приемлемы.
Третье. Таким образом, 30 или 31 августа можно было сделать Варшаве намек и предложить полякам переговоры с нами. Было три варианта: представитель Польши мог вылететь в Берлин (это, по словам фюрера, было бы делом одного-полутора часов) или же могла быть организована встреча министров иностранных дел или глав государств. Встреча могла бы состояться где-нибудь на границе. Или же посол Липский мог бы просто получить указание хотя бы принять от нас германские предложения. Если бы были даны такие инструкции, кризис был бы предотвращен и начались дипломатические переговоры. Если бы британская сторона того пожелала, она могла бы направить своего посла для представительства на этих переговорах. Эта акция, после того что случилось раньше, несомненно, была бы воспринята в Германии весьма положительно.
Этого, однако, не произошло, и, как я понял из документов, которые впервые увидел здесь, за данный период ничего не было сделано, чтобы ослабить эту очень напряженную ситуацию. Шовинизм присущ полякам, и мы знаем со слов самого посла Гендерсона и из показаний г-на Далеруса, что посол Липский использовал жесткий лексикон, характерный для польского менталитета. Так как в Польше хорошо понимали, что в любом случае они получат помощь Англии и Франции, там взяли курс, который сделал войну неизбежной во всех отношениях. Мне кажется, что эти факты представляют некоторый интерес для исторического исследования того периода в целом. Я бы хотел добавить, что сам я испытываю сожаление по поводу того, что события приняли такой оборот. Все, что я создал за 25 лет своей работы, было разрушено этой войной. До самой последней минуты я прилагал все усилия, чтобы предотвратить войну. По-моему, даже в документах посла Гендерсона есть доказательства, что Чемберлен страстно желает хороших отношений с Германией и соглашения с ней; я даже направил специального посланника в (английское) посольство для встречи с Гендерсоном, чтобы заявить откровенно, насколько сильно Гитлер к этому стремился, и сделать все возможное, чтобы воля его была доведена до правительства.
Д-р ХОРН. Дания и Норвегия были оккупированы в апреле 1940 г. Вы заключили 31 мая 1939 г. пакт о ненападении с Данией. На основании этих фактов вы обвиняетесь Обвинением в проведении вероломного дипломатического курса. Когда и каким образом вы получили известие о надвигающейся оккупации Дании и Норвегии?
Фон РИББЕНТРОП. Мы с фюрером всегда желали, чтобы Скандинавия оставалась нейтральной. В соответствии с политикой Адольфа Гитлера я делал все возможное для нераспространения войны.
Как-то в апреле 1940 г. Гитлер вызвал меня в Имперскую канцелярию и сообщил, что им получены документы, свидетельствовавшие о намерении Британии оккупировать Норвегию или разместить там свои войска. Исходя из этого он решил занять Норвегию и Данию на следующий день утром. Так я впервые узнал об этом. Я был поражен этим, и тогда фюрер предоставил мне документальное подтверждение, полученное им по разведывательным каналам. Он приказал мне быстро подготовить ноты, чтобы проинформировать правительства Норвегии и Дании о намерении Германии ввести свои войска. Я напомнил фюреру, что у нас имеется пакт о ненападении с Данией и что Норвегия — нейтральная страна. Кроме того, я сказал ему, что в информации, полученной из нашей дипломатической миссии в Осло, не было никаких сведений о какой-либо возможной высадке британских войск. Когда же я ознакомился с представленными мне документами, я осознал, насколько опасной была ситуация и что эти сообщения должны быть восприняты всерьез.
На следующий день вместе со своими помощниками я подготовил дипломатические ноты, которые 8 апреля планировалось отправить в Осло и Копенгаген самолетами. Мы работали над нотами весь день и всю ночь. Гитлер приказал, чтобы ноты были доставлены незадолго до германской оккупации. Этот приказ был выполнен.
Оккупация Дании прошла, насколько мне известно, без проблем. По-моему, не было сделано ни одного
