Верю в нашу победу... Письма с фронта - Кожевников

Целую крепко.

Н а т а.

24 мая.

Здравствуйте, мои хорошие, родные, милые!

Пишу Вам из роты выздоравливающих, куда я попала после боя 20 мая. Меня немножко ранило осколком мины в левую руку, повыше локтя. Рана у меня легкая — навылет, кость не задета. Через месяц опять пойду в бой. Вы не беспокойтесь. Самочувствие отличное. Настроение тоже.

Ну и погнали мы опять проклятых гадов — за один день заняли шесть пунктов! Мне удалось убить в этом бою еще пять фрицев. Больше не успела. Жаль. Ну, ничего, мы еще повоюем!

Мои дорогие! Будьте здоровы и веселы, Пишите. Мамке об этом не сообщайте. Пусть лучше не знает.

Целую крепко-крепко.

Ваша  Н а т а.

30 мая.

Милая моя мамусенька! Родненькая моя! Что-то давненько нет от тебя весточек. Матя моя хорошая! Что это значит? У меня все в порядке. Как всегда, жива, здорова, весела. Настроение отличное и даже лучше. В последнем бою мы снова заняли шесть деревень, а мне удалось подстрелить еще пять фрицев. Ты знаешь, как здорово! Мы вошли в деревню прямо вслед за штурмующей группой, за танками. Ну, и дали жару фрицам! Будут помнить. А до этого я обучала группу снайперов и… уже успех: один мой снайпер открыл счет — убил двух пулеметчиков и одного снайпера. Правда, молодец? Горжусь своим учеником. Ну, а ты как живешь? Когда в Москву собираешься? Пиши чаще. Мы с Машенькой ждем твоих писем. Ну, целую крепко-крепко тебя, моя матя, и Катю и Аркашу.

Твоя Наташа.

Обо мне не беспокойся, все будет в порядке.

9 июня.

Здравствуйте, мои хорошие!

Жив курилка. Дела мои идут хорошо. Раны мои одна за другой зажили, кроме одной, на левой руке. Но и эта рана тоже заживает ускоренными темпами… с обеих сторон очень чистая, скоро совсем станет хорошая, постепенно затягивается. Числа 15—16-го думаю выписаться в часть.

Вы обо мне не беспокойтесь, я чувствую себя очень хорошо, только скучаю от ничегонеделания. Боюсь, что после окончательного выздоровления меня не будут пускать на передовую. Комбат приезжал навестить нас и заявил мне: «Теперь меня не проведете — дальше командного пункта я вас не пущу!». Вот еще не было печали.

Я ведь сюда приехала не под кустиком сидеть. Но, я уверена, что и этот вопрос будет урегулирован, и я снова смогу пойти в бой, чтобы мстить врагу за родную советскую землю, за кровь советских людей, за слезы и муки женщин и детей и гнать, гнать до тех пор, пока им бежать будет некуда, а там придавить их, чтобы раз и навсегда покончить с фашистской нечистью.

Миленькие мои, а как вы живете? Почему редко стали писать своей Натке? Или может быть забывать стали? Нехорошо…

А я уж так о вас скучаю, что просто сил никаких нет, так бы и полетела к вам, обняла бы вас крепко-крепко и расцеловала нежно и горячо!

Бусенька, родненькая моя! Как твое здоровье? Не хвораешь ли ты, моя ласковая бабуся? Ты береги свое здоровье, не переутомляйся, милая, хорошая ты моя бабусенька.

А девочки — сестрички мои? Как они там растут без «братишки» своего — Натика? А? Шалуньи мои драгоценные. Котятки беленькие и черненькие. Как хочется мне на вас посмотреть, хоть бы карточку прислали. Мама и Верусенька догадались, а от вас у меня нет ни одной карточки. Ай-яй-яй!.. Обязательно сфотографируйтесь вместе с мамочкой, Толиком и бабусенькой. У меня по этому случаю будет большой праздник-концерт в составе: соловьи — хором и соло — кукушки, лягушки, жаворонки и прочие певчие птички. Их здесь хоть отбавляй. Вообще природа замечательная. А ландышей сколько! Ягоды цветут, так что скоро появятся также деликатесы, как клубника, черника, малина, брусника и прочее и прочее. А самое главное — все в неограниченном количестве и совершенно бесплатно, ешь — не хочу. А грибочки уже начали появляться. Мы ходили и набрали штук 15—20 маслят и подберезовиков. И, конечно, сварили суп у себя в шалаше, на костре. А шалаш у нас замечательный. Стоял в самом центре на пригорке, и вывеска к дереву была прибита: «Дача № 13». Это, конечно, я придумала. Все очень смеялись.

А сейчас мы переехали в другое место, продвинулись вперед. Теперь живем в землянке. Тоже не плохо. Печка, нары, даже стол и полочка есть. Ну, конечно, без букета ландышей не обошлось, а отсюда уют и запах. Красота!

Красота-то красота, а в часть мне очень хочется скорее попасть. Вот я каждый день хожу, прошусь, чтобы выписали, а они все держат. Я с ними уже и ругаюсь, и ласково — ничего не помогает. Ну, просто беда, да и только. Ну, ничего, скоро выберусь.

Надо кончать, а то тут все в ужас пришли от такою длинного письма. Говорят, никто читать не будет, а я сказала: «Чем длиннее, тем лучше». Не правда ли. Я ведь знаю, что правда.

Ну, все-таки кончаю. Целую и обнимаю всех вас оптом и в розницу много-много раз.

Напишите, как Милочка растет, как проказничает. Ну, желаю всего самого, самого лучшего.

Ваша  Н а т а ш а.

17 июня.

Милая моя тетушка, родная Надюшка!

Сегодня получила от тебя письмо и спешу на него ответить. Я жива, здорова, бодра и весела, как всегда. Снова у себя в батальоне, где встретили меня тепло и радостно. Только одно удручает: никуда меня наш комбат не пускает и винтовки не дает. Говорит: «Пока рана совсем не зарастет, я вас никуда не пущу. А будете возражать, отправлю опять в медсанбат и скажу, чтобы раньше срока не выписывали». Слышишь, как громко! Ну, это, конечно, шутки. В первом же бою я буду опять на своем месте.

Правда, за бой 20 мая я получила самый строгий выговор от комбата. Он перед боем указал мне точку, из которой я должна стрелять, а я посмотрела — оттуда ничего не видно, и со своим учеником Борисом Б. выдвинулась вперед. Смотрю, уже наши танки пошли на деревню, за ними штурмующая группа. Ну, я вижу, что мне больше дела будет в деревне и туда (как раз группа наших автоматчиков во главе замкомбата двигалась туда). Ну, прямо за штурмующей группой влетели мы в деревню. Там же удалось подстрелить пять фашистских автоматчиков. А потом меня позвал комбат. Ну, а дальше комбат так рассказывает: «Вы у