Михаил Суслов. У руля идеологии - Вячеслав Вячеславович Огрызко

Одновременно Хрущёв увеличил число секретарей ЦК. Он вернул в Москву из Хабаровска Аверкия Аристова, пригласил с Алтая Николая Беляева и, кроме того, повысил статус Дмитрия Шепилова, прибавив ему к должности главреда «Правды» пост секретаря ЦК.

Перемены продолжились и после пленума. 8 августа 1955 года Президиум ЦК постановил «возложить председательствование на заседаниях Секретариата ЦК КПСС, а также рассмотрение материалов и подготовку вопросов на заседания Секретариата ЦК на т. Суслова М.А.»[222]. В отсутствие Хрущёва председательствовать на заседаниях Президиума ЦК будет Каганович, в отсутствие Булганина руководство правительством переходило к Первухину.

Означали ли эти перемены полную победу Хрущёва над своими противниками? Нет. Хрущёв, конечно же, понимал, что сковырнул только видимую часть айсберга. Но осталась подводная. Она действовала не так явно, но в любой момент могла нанести сокрушительный удар.

Окончательно решить судьбу партии и Хрущёва мог XX съезд, назначенный на февраль 1956 года. Хрущёв перебрал десятки вариантов по удалению из власти всех несогласных. Но предварительные расчёты показывали, что при любом раскладе полная поддержка на предстоящем съезде ему не гарантирована. И тут многообещающую идею подбросил долгое время находившийся в тени Куусинен. Он подсказал (или навязал) Хрущёву план по раскручиванию кампании с осуждением культа личности Сталина.

Внешне всё выглядело очень благородно. Партия должна была провести масштабное расследование о репрессиях 30–40‐х годов и реабилитировать тысячи невинно осуждённых, а дальше, заручившись поддержкой общества, объявить новый антисталинский курс.

Но что тут было необычного? Разве Кремль продолжал поддерживать культ Сталина? Ведь Маленков потребовал прекратить восхвалять Сталина ещё в 1953 году. Что же случилось спустя два с лишним года? Это первый странный момент.

Второй. Почему Куусинен, выдвинув план организации антисталинской кампании, тут же вновь ушёл в тень, предложив Хрущёву на роль главного исполнителя этой кампании секретаря ЦК Поспелова? Он что, не знал, что Поспелов всегда стоял на сталинистских позициях и слыл законченным догматиком? Знал. Тогда какую цель он преследовал? Общество должно было увидеть: раз убеждённый марксист Поспелов уверил себя в вине Сталина в репрессиях 30–50‐х годов, значит, Сталин действительно – преступник.

Третий странный момент. Куусинен тут же протолкнул в руководители архивного ведомства, на тот момент подчинявшегося Министерству внутренних дел, опытного партаппаратчика Николая Матковского, который никогда не имел дела с архивами. После войны он занимался у Суслова в отделе внешней политики ЦК британским направлением. Для чего Куусинен бросил своего человека на архивы – очевидно, чтобы в ходе расследования дел о репрессиях скрыть компромат на Хрущёва, дававшего в 30–40‐х годах приказы о расстрелах тысяч ни в чём не повинных людей.

Так что реальная цель плана Куусинена состояла не в том, чтобы раскрыть перед советским обществом масштабы беззаконий при Сталине и реабилитировать невинных. Через кампанию по осуждению культа личности Хрущёв должен был окончательно расправиться с противниками. Одновременно антисталинистский курс должен был помочь ему установить доверительные отношения с Западом и разрушить мировое коммунистическое движение.

Но, естественно, сохранить всю эту затеянную Куусиненом масштабную подготовительную работу к партсъезду в тайне было невозможно. Утечки о некоторых намерениях Хрущёва происходили регулярно. Вырывавшаяся из Кремля и со Старой площади информация, понятно, очень насторожила остававшихся в составе ЦК Маленкова, Молотова и их тайных сторонников. Поэтому Хрущёв за две недели до начала работы съезда вынужден был на Президиуме ЦК приоткрыть часть своих карт.

Не в этот ли момент в высшем партийном органе развернулась борьба за Суслова? Хрущёв понимал, что сильно обиженные им Маленков и Молотов ни при каком раскладе его надёжными союзниками не станут. Иное дело – Суслов. Многие руководители регионов уже воспринимали его как второго секретаря ЦК. К нему сходились многие нити управления центральным партаппаратом. Поэтому любое слово Суслова могло побудить делегатов предстоявшего съезда качнуться в ту или иную сторону.

Суслов же действовал весьма осмотрительно. С одной стороны, его далеко не всё устраивало в предпринимаемых Хрущёвым усилиях. С другой – возникал вопрос: кто мог бы стать альтернативой Хрущёву? В тех обстоятельствах перехватить власть в состоянии были лишь Маленков или Молотов. Только за ними могла пойти существенная часть делегатов съезда. Другие кандидаты набрали бы мизерное число голосов. Однако и Маленков, и Молотов, по мнению Суслова, были бы ещё хуже и для страны, и для него лично. Поэтому не оказалось другого выхода, как поддержать Хрущёва, но попытаться его хотя бы слегка притормозить.

Выступая 1 февраля 1956 года на заседании Президиума ЦК, он признался: «За несколько месяцев узнали ужасные вещи. Нельзя оправдывать это ничем». Дальше вставал вопрос: что делать со вскрывшимися фактами? Суслов на другом заседании Президиума 9 февраля согласился: молчать нельзя. «Надо, – заметил он, – делегатам съезда рассказать всё. О коллективности руководства говорим, а со съездом будем хитрить». И что же в итоге? – «Анонсировать нельзя»[223].

Суслов ещё рассчитывал по ходу съезда смягчить позицию Хрущёва и убрать из готовившегося доклада о культе Сталина целый ряд оценочных суждений.

Однако Хрущёв уже сорвался с тормозов. Остановить его было практически невозможно. К тому же его продолжал подзуживать Куусинен. Перед самым съездом он подсказал Хрущёву ещё один ход: предложить при открытии съезда во вступительном слове прекратить полномочия всех членов ЦК до новых выборов, которые должны были состояться уже в конце съезда, то есть через 12–14 дней. Что это давало? Вся партийная верхушка, в том числе и та её часть, которая могла инициировать смещение Хрущёва, на две недели превращалась в рядовых членов партии. По сути, Хрущёв получал некие гарантии собственной власти как минимум на весь период работы съезда. Ибо старый состав ЦК уже не мог добавить в повестку съезда вопрос о чьём-либо смещении.

Суслов получил съездовскую трибуну утром 16 февраля. Его выступление во многом походило на установочный доклад. В первой части своей речи он остановился на вопросах внешней политики и призвал делегатов усилить борьбу за мир и за социализм. Вторую часть посвятил особенностям организационно-партийной работы на новом этапе. А в заключение дал установки в сфере идеологии. Ни одного намёка на готовившуюся кампанию по осуждению культа Сталина он не сделал.

После речи Суслова напряжение среди высокопоставленных делегатов съезда отчасти спало. Публичное осуждение культа Сталина, как им показалось, отменялось. Но они ошибались. Главный удар Хрущёв собирался нанести под занавес съезда.

Проект своего доклада о культе Сталина Хрущёв распорядился послать всем членам распущенного в первый день съезда Президиума ЦК 23 февраля, когда корректировать какие-то тезисы и тем более менять концепцию доклада было уже поздно. За один вечер его полностью переписать никто бы не