Иосиф Бродский. Годы в СССР. Литературная биография - Глеб Морев

Коротко говоря, человек, создавший мир в себе и носящий его, рано или поздно становится инородным телом в той среде, где он обитает. И на него начинают действовать все физические законы: сжатия, вытеснения, уничтожения[952].

В декларативных «альбомных» посланиях друзьям действие этих ощущаемых Пушкиным (=Поэтом в интерпретации Бродского) «физических законов» «вытеснения» из враждебного социума описано уже применительно к себе самому:

Добро и Зло суть два кремня,

и я себя подвергну риску,

но я скажу: союз их искру

рождает на предмет огня.

Огонь же – рвется от земли,

от Зла, Добра и прочей швали,

почти всегда по вертикали,

как это мы узнать могли.

Я не скажу, что это – цель.

Еще сравнят с воздушным шаром.

Но нынче я охвачен жаром!

Мне сильно хочется отсель![953]

Эмоциональная увлеченность идеей выезда (сам поэт позднее охарактеризует ее как «idée fixe»[954]), необходимость «что-то предпринять, вырваться из бессмысленности»[955] – базируется у Бродского на той же, что и в описывающем несостоявшийся опыт 1961 года с угоном самолета стихотворении «Ночной полет», мотивировке «побега от [заранее определенной] судьбы». «Стоит уехать хотя бы по одной причине: если он останется, вся его жизнь до конца будет предсказуема», – говорит Бродский Профферу[956].

В рассматриваемых сценариях выезда Бродский также стремился избежать предсказуемых вариантов.

10

К началу 1970-х годов для гражданина СССР существовало несколько способов выехать из страны. Помимо (искусственно ограничиваемой) эмиграции в рамках «воссоединения семей» (для евреев и немцев[957]), в рамках сложившейся к этому времени «системы выезда» существовало – по классификации генерал-лейтенанта КГБ СССР В. И. Алидина – шесть категорий выезжающих за рубеж советских граждан: а) «по линии научно-технического обмена»; б) «по линии торгово-экономических связей Советского Союза с другими государствами»; в) «по линии культурного обмена»; г) «по линии международного транспорта и гражданской авиации»; д) «по линии международного туризма»; е) «по линии частных выездов»[958].

Теоретически Бродский мог рассчитывать на попадание в следующие из перечисленных категорий выезжающих: культурный обмен, международный туризм и частные выезды.

В реальности поездкам в рамках культурного обмена между СССР и другими странами в случае Бродского препятствовало то, что государство отказывалось видеть в нем актора культурной сцены: не будучи членом СП, Бродский не мог претендовать на роль представителя советской литературы за рубежом (этим формально мотивированы отказы ему в выезде по приглашениям поэтических фестивалей в Лондоне и Сполето в 1969 году; это же обстоятельство, очевидно, служило триггером в отношениях Бродского с симпатизирующими ему «выездными» советскими писателями – в частности, Евтушенко и Аксеновым). «Не членство» («non-member'ство») Бродского в СП было прямо связано с его независимой позицией, что, в свою очередь, делало маловероятным – даже в случае одобрения его участия в каком-либо культурном мероприятии за рубежом – прохождение им процедуры политического контроля, которой подлежали все выезжающие за рубеж.

<…> все лица, командируемые в капиталистические и развивающиеся страны по линии союзных министерств и ведомств (в случае выезда по линии культурного обмена командировка оформлялась Министерством культуры СССР. – Г. М.), оформляются указанными министерствами и ведомствами и проверяются 10-м отделом КГБ[959].

То же касалось и выезда по линии международного туризма, даже в социалистические страны (куда Бродского тоже приглашали знакомые):

При организации контрразведывательного обеспечения советских граждан, выезжающих в социалистические страны, повышенное внимание приходится обращать на лиц, которые едут в частном порядке по приглашениям знакомых. Во многих случаях мы не знаем подлинного лица приглашающих, так как не имеем права проверять их по оперативным учетам Первого главного управления КГБ. Это создает возможность встреч советских людей с гражданами социалистических стран, на которых имеются серьезные компрометирующие материалы.

Эти особенности учитываются УКГБ при организации контрразведывательного обеспечения советских туристов, выезжающих как в капиталистические страны, так и на курорты социалистических стран[960].

Единственной потенциально реальной возможностью из трех перечисленных оставался для Бродского неуклонно расширявшийся в течение 1960-х годов[961] «канал частного выезда». Основной контингент этого канала составляли советские граждане, заключившие брак с иностранцами.

11

Линетт Лабинджер, конспектируя разговор с Бродским 13 июля 1970 года, записала:

Мы говорили о Ленинграде. Я сказала, что реки и деревья делают его мирным, хоть здешняя архитектура меня и раздражает. Бродский рассмеялся – он ненавидит Ленинград – спокойствие на поверхности, безумие внутри. Он заметил, что, вероятно, так не любит его, потому что прожил в нем всю свою жизнь и не видит возможности уехать. Позже я спросила его – хотел ли бы он покинуть страну? – Да, возможно, не навсегда, но на некоторое время. – Куда? – Не в Израиль <…>, но в Ирландию. Да, и в Венецию зимой. Не во Францию, я ненавижу Францию и французов. Единственные двое французов, которых я когда-либо уважал, Паскаль и (не помню кто), умерли. – Еще куда-нибудь? – В Италию тоже. Он не хочет покидать Россию навсегда, объяснил он, поскольку он пишет стихи в России, – он пишет для русских…[962]

Как видим, документально зафиксированное желание Бродского – подтверждаемое и мемуарными источниками – заключается в том, чтобы не уезжать из СССР, а иметь возможность выезжать из него. «Иосиф хотел не уехать, а ездить – уезжать и возвращаться», – свидетельствует Андрей Сергеев[963]. В советских условиях это означало отказ от политизации пересечения границы – так как установившаяся с раннесоветских лет применительно к политически нелояльным, с точки зрения властей, гражданам практика подразумевала лишь одностороннее движение – из СССР, без возможности возвращения[964].

Политическая эмиграция была одной из традиционных опций для людей, заявляющих себя противниками советской власти, начиная с «первой волны», спровоцированной революцией и Гражданской войной, продолжая «второй волной» после Второй мировой войны и заканчивая хронологически близкими Бродскому эпизодами с бегством на Запад писателей Юрия Кроткова (1963), Михаила Дёмина (1968), Аркадия Белинкова (1968) и Анатолия Кузнецова (1969) или выездом Валерия Тарсиса (1966). Вставать в этот ряд – неубедительный для Бродского не только идейно, но и стилистически – он не хотел. С этим же связан и отказ от выезда в Израиль – эмиграция, формально оформленная как выезд по еврейской линии, была одной из завуалированных форм политического